Олешек - [16]
Вы, может быть, не поверите, но это чистая правда.
Ноги Олешка, засыпанные снегом, ноги, по-зимнему обутые в валенки, привели его на густую, зелёную, свежую траву. Она росла на узкой длинной проталине, на бесснежной тёмной земле, среди высоких сугробов под зимним небом.
— Ой! — только и смог сказать Олешек.
Он хорошенько протёр глаза и два раза стукнул себя по лбу, пока понял, что не спит и что трава растёт на самом деле.
Он снял рукавичку и потрогал траву. Она была упругая и нежная, а по одной травинке лениво пробирался какой-то совсем летний, совсем обыкновенный жучок.
Олешек разжал пальцы. Нет, он не будет рвать её, нет! Он возьмёт лопату и коробку от своих новых башмаков, он выкопает кусок земли вместе с травой, вместе со всеми травяными корешками, и тогда он пойдёт к летчику и скажет: «Поднимите-ка крышку на коробке!» И лётчик поднимет крышку и обрадуется: «Вот она, весна, уже началась! Уберите от меня все невкусные лекарства, я уже здоров!»
И Олешек громко рассмеялся от радости.
И так ему захотелось поскорей хоть на одну минутку увидеть лётчика и сказать ему, что весна уже есть!
И он вприпрыжку помчался к дому отдыха.
Возле каменных перил Олешек в удивлении остановился. На террасе раздавался тонкий Люсин голос:
— Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре!
Отдыхающие люди, толстые и худые, седые и лысые, в таких же лыжных костюмах, как у Олешка, все разом, будто ребята в детском саду, поднимали вверх руки, присаживались на корточки, вставали. Стараясь повыше удержаться на цыпочках, они покачивались, как кегли.
Олешек просунул свой нос между толстыми столбиками перил и стал смотреть.
— Раз, два, три, четыре! — командовала Люся. И опять: — раз, два, три, четыре! — как будто они все умели считать только до четырёх.
Когда она опять сказала «четыре», Олешек не удержался и громко крикнул: «Пять!» — и все отдыхающие сразу перестали поднимать руки и повернули голову в его сторону.
— Не мешай! У нас гимнастика! — строго сказала Люся. И звонко скомандовала: — Правое плечо вперёд, шагом — арш! Вдыхать носом, выдыхать ртом!
И все пошли за ней гуськом, один за одним, вниз по ступенькам и дальше по снежной дорожке меж сугробов.
— Это мы дорожку чистили! — крикнул им вслед Олешек, но никто не обернулся. Тогда он пролез сквозь решётку перил на террасу, немного там один поприседал, как они, и пошёл к двери.
«Прри-вет!» — сказала дверь удивлённо, потому что, с тех пор как приехали отдыхающие, никакие дети в дом не ходили.
Гардеробщица Петровна сидела возле рогатых металлических вешалок и вязала свою белую скатерть, большую, как футбольное поле. Над самым её ухом радио пело про широкое раздолье, поэтому Петровна не услышала, как рядом с ней скрипнула дверь, и не заметила Олешка, который проскочил по мягкой ковровой дорожке в коридор.
Пальма попыталась уколоть его в ухо, но он не обратил на неё никакого внимания. На дверь ванной он тоже постарался не смотреть. Он сразу отыскал комнату лётчика и поглядел в замочную скважину. Увидал ровно застеленную кровать. Комната была пуста.
«Значит, ему уже позволили встать», — обрадовался Олешек и пошёл по дому искать лётчика.
Из «громкой гостиной» слышались голоса и музыка. Олешек стал смотреть туда через стеклянную дверь. Толстый отдыхающий в полосатой пижаме сидел в кресле и играл на балалайке: «Трень-брень, трень-брень». Олешек удивился, что из таких коротеньких, быстрых «трень-брень» складывалась длинная песня.
Напротив в кресле сидел лётчик и негромко подпевал добрым и грустным голосом:
И сам в это время вынимал из клетчатого столика шахматы и ставил их на белые и чёрные квадраты.
— Да быть того не может! — вдруг сказал он и заглянул в ящичек.
— Что случилось? — спросил полосатый отдыхающий, и балалайка в его руках тоже спросила: «Трень-брень?» — и замолкла.
— Ну и диво! — ответил лётчик. — Погляди: два белых короля, четыре белых слона, четыре белых коня, оба войска белые. Скажи, ты когда-нибудь видал такие шахматы?
Полосатый так удивился, что даже отложил балалайку.
— В жизни не видал! Может, к нам в дом завезли одни белые, а в соседний дом — одни чёрные?
— Экая досада! — огорчился лётчик. — Значит, наше сражение не состоится? Куда ж могли подеваться чёрные?
Тогда Олешек вошёл в «громкую гостиную» и громко сказал:
— А я знаю, где они лежат! — Он подбежал к другому столику и стал вынимать из него чёрных коней и чёрных королей.
— Ай да молодец! И откуда ты такой взялся? — хвалил Олешка полосатый и принимал от него двумя руками чёрные фигуры.
А лётчик привлёк к себе Олешка и посадил его на ручку своего кресла:
— Он у нас тут самый главный хозяин. И не только в доме, но и в лесу. Мы с ним знаешь какую домушку-зимовьюшку выстроили!
— А я погреб вырыл, — сообщил Олешек лётчику. — И припасы там всякие припас, колбасу копчёную!
— Правильно. Теперь наш неизвестный друг до самой весны обеспечен.
Как только лётчик сказал про весну, Олешек вспомнил, зачем он сюда пришёл. И он объявил:
— А я нашёл…
Но в это время дверь открылась, и в гостиную вошёл доктор Иван Иванович.
