Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде - [108]

Однажды Сталин как-то спросил меня, знаю ли я, от кого эти записки; я ответил, что хотя и не говорили от кого, но я догадываюсь, что эти записки от Ильича. Тов. Сталин усмехнулся и, по обыкновению, просил меня подождать. Через 20–30 минут с его запиской я поехал обратно в Выборгский районный комитет и передал все «Жене». За записками приходила хозяйка квартиры, где нелегально жил Владимир Ильич.

А на заводах влияние нашей партии росло все больше и больше; даже и там, где я работал (у «Старого Лесснера»), это бросалось в глаза. Собрание следовало за собранием, возгласы: «Пора бросить канитель, а нужно брать власть в руки рабочих и крестьян, сбросив министров — защитников капиталистов», — становились обычными и популярными. Чтение нашей большевистской прессы, как она ни давилась соглашателями, все увеличивалось и увеличивалось. Наиболее активные революционные элементы рабочих, не слушая никаких соглашательских насмешек, шли в Красную гвардию. И вот, наряду с партийным и советским центром, начал вырастать центр военный — штаб Красной гвардии.

Помещение на Большом Сампсониевском проспекте для районного комитета и районного Совета стало мало, а работа все увеличивалась и увеличивалась, людей становилось все больше и больше. Первым выехал районный Совет, потом районный комитет на Лесной проспект в дом №13; там же с ним поместился и красногвардейский районный штаб.

Питерский пролетариат краснел все больше и больше. В Петроградском Совете большевики имели подавляющее большинство, а когда соглашатели во времена «предбанника»[26] созвали Петроградский Совет, то большевик становится председателем Совета. Созыв Питерского Совета, выборы в «учредилку» показали и нам и соглашателям действительное, реальное соотношение сил революции и контрреволюции в Питере.

Ильич в своих статьях, которые мы, выборжцы, с удовольствием читали в рукописях, настаивал на решительных шагах, на решительных действиях. Собрания Петербургского комитета партии — сокращенно Пека (куда я тоже входил от Выборгского района и состав которого был буквально федерацией районов) — созывались все чаще и чаще. Петербургский комитет большевиков отражал существующее настроение районов и; вполне подтверждал доводы Ильича и стоял за них. Собрания Пека ближе к развязке событий становятся закрытыми. Федерация начинает стеснять, выделяется исполнительная комиссия Пека; как руководящий политический штаб, в нее входят Володарский, Лашевич и другие. Представители Пека начинают дежурить каждый вечер, устанавливается связь с районами.

Пека из Нарвского района переселяется в первый этаж Смольного, но уже почти не собирается. Работает исполнительная комиссия, и не столько она, сколько Цека партии. Представители районов начинают обычно приглашаться на заседания фракции большевиков Петроградского Совета в комнату 18 первого этажа Смольного. Расширенные собрания с районами обсуждают под руководством Цека назревающие события. Эти собрания становятся все более обширными и более бурными. Рязанов, Чудновский высказываются на этих собраниях против взятия власти; Яков Михайлович Свердлов, Сталин, Феликс Дзержинский и многие другие не менее горячо защищают решительные шаги, предлагаемые Владимиром Ильичем.

Практика и действительность требуют не теоретических разглагольствований, но и дела, а большевики этим всегда отличались: возникает Военно-революционный комитет Петроградского Совета. С его возникновением стихия революционной активности пролетариата приобретает руководящий центр.

Я помню, до переезда Пека в Смольный мне ни разу не пришлось бывать в Петроградском Совете. И только дежурства в Смольном для связи с районом членов Пека сделали его для меня почти в продолжение полумесяца постоянным местопребыванием. Вместо работы на заводе я изо дня в день проводил в Смольном, созваниваясь с районным комитетом, чаще же ходил туда пешком, а когда было необходимо, дежурил в Пека, а также и в райкоме.

Помню, как «Женя» 24 октября поздно вечером прислала меня в Военно-революционный комитет к тов. Сталину узнать, где Ильич. Дело в том, что он вечером куда-то ушел, оставив в комнате записку хозяйке, что ушел тогда-то. Узнав об этом, мы в душе испугались за Ильича, но в то же время было и отрадно, что Ильич решил вмешаться сам и положить конец колебаниям в Цека. Помню, как я потом прибежал, к тов. Сталину, еле его вызвал с заседания Военно-революционного комитета и спросил об Ильиче, сказав, что об этом очень просила узнать Надежда Константиновна. Он мне сказал, что Надежда Константиновна уже обо всем извещена. В районе я узнал, что Ильич сам сидел уже в комнате Военно-революционного комитета.

У Смольного и в Смольном была деловая, революционная толчея, то же было в районе. Против штаба Красной гвардии по Большому Сампсониевскому проспекту в доме №33, где в это время помещался районный комитет с районным Советом, стояли и лежали красногвардейцы, запряженные повозки. Немного позже вся эта картина становилась все более привычной и более массовой. Чайная штаба кишела вооруженными рабочими с разных заводов, то же было и в столовке «Зимний сад» у парвиайненцев. Помню, как мы не раз компанией — «Женя», Нарчук, Ефимов, Селицкий, Алексеев Петр, я и другие товарищи — заглядывали поздно вечером в «Зимний сад» и под звуки музыки и шумных разговоров просиживали за товарищеской болтовней по нескольку часов, отдыхая таким образом от той напряженной работы, которую нес каждый из нас.