Окрик памяти. Книга вторая - [18]

Поддержка Розингом молодых исследователей не была случайным проявлением чувств великого ученого. Еще в свои молодые годы он привлекал к работам в лаборатории Петербургского технологического института своих студентов и молодежь. Профессор Н.А. Маренин вспоминал:[6] «Я впервые познакомился с Борисом Львовичем еще будучи студентом первого курса технологического института... В лице Бориса Львовича мы нашли чрезвычайно интересного, отзывчивого человека с богатой творческой фантазией, постоянно занятого решением какой-либо задачи из самых разнообразных областей науки и техники. Электрометрическая лаборатория была загромождена в разных местах очередными экспериментами Бориса Львовича, а также и нашими студенческими, из разряда любителей, которым Борис Львович предоставлял весьма широкую свободу в пользовании оборудованием и приборами. Само собой разумеется, некоторые студенты помогали, чем могли, и самому Борису Львовичу...»

ТЕЛЕЦЕНТР ЗА ТРИ МЕСЯЦА

Под наблюдением Розинга завод «Светлана» принял заказ на изготовление приемной и передающей трубок. Договор предусматривал трехмесячный срок сотрудничества, после чего были проведены испытания. Они закончились неудачей: виной всему была спешка. Завод расторгнул договор, несмотря на протест Розинга.

В стенограмме заключительного заседания, где отклонили предложение Грабовского, сохранилась запись выступления Б.Л. Розинга: «Я должен обратить внимание на то, что изобретатели имели в своем распоряжении только три месяца. Между тем мы знаем, что работы по электровидению ведутся уже десять–двадцать лет и даже больше. Три месяца – недостаточный срок. Может быть, за это время они сделали ложные шаги, но они уже приготовили трубки».

По отчетным данным затраты треста слабых токов на изготовление электронно-лучевых трубок, включая заработную плату членам группы, составили полторы тысячи рублей. Разве можно было получить какие-либо существенные результаты при таком финансировании? Для сравнения можно привести данные о телевизионных экспериментах в 1927 году телефонной компании Белла, удачный исход которых был обеспечен исследовательской группой в составе тысячи человек.

Неприятнее всего был отказ Попова и Пискунова от дальнейшего сотрудничества. Потеряв надежду на удачу, они возвратились домой в Саратов. Им и в голову не приходило, что спустя два года, или чуть больше, их детище, благодаря настойчивости руководителя группы, снова заставит говорить о себе специалистов и печать. Грабовский не обижался: у них в Саратове остались семьи.

Перед отъездом друзья вновь побывали у Б.Л. Розинга. Спустя годы Грабовский вновь написал воспоминания об этой встрече. К сожалению, материалы не опубликованы. Вот некоторые выдержки из рукописи[7]. «Сойдя с трамвая, я с Н.Г. Пискуновым пошел к дому Б.Л. Розинга. Несмотря на то, что в скором времени должна была состояться моя свадьба с Лидией, которая родилась тут, в Ленинграде, и это должно было бы примирить меня с климатом, я, услышав хруст снега под сапогами и почувствовав прикосновение холодного ветра с Невы, недовольно поморщился. Прррроклятый север! Вокруг холод, сырость, мрак! То ли дело сожженный солнцем Ташкент, юг, экзотика.

Розинг сам открыл нам дверь.

– Входите, друзья мои, входите! Жена с детьми в гостях, так что я одинок, как перст. Сегодня, Грабовский, ваши любимые пельмени, я знаю ваш вкус.

Я посмотрел на Розинга, одетого с иголочки, по-европейски, и даже надушенного, затем на себя, обутого в тяжелые солдатские сапоги с толстыми резиновыми подошвами и двойными подковами, американские трофейные, как называли их в ЧОНе, откуда они мне были выданы; на широкие брюки из толстого серого сукна; на шерстяной свитер, заправленный в брюки, подпоясанные кожаным поясом сипаев с бронзовой застежкой в виде двойной змеи; на солдатскую шинель и шлем-богатырку (тоже дары ЧОНа). Потом взглянул на медвежью шубу и бобровую шапку Пискунова, на его почти квадратное лицо, напоминавшее лица идолов времен Ваала и Молоха, виденных мною в книге «Халдеи», и подумал, что если даже в таком возрасте Розинг так ловок, подтянут, как говорят – в форме, то что же было прежде?

– Мне кажется, профессор, что во времена вашей молодости многие девушки о вас вздыхали.

Розинг добродушно рассмеялся:

– Все было: и обо мне вздыхали, и я вздыхал. Так вот, Грабовский, я хочу сказать, что прочитал наброски вашей будущей книги «Энциклопедия телефотии». Но зачем вы посвящаете ее мне? Есть и другие работники по дальневидению. Ну, это еще куда ни шло. Но самый текст посвящения «Сказал, и свой венок слагает перед старым скальдом молодой. Венок тот мал, и сам он знает, что нет другого под рукой». Перед вами, Грабовский, еще долгая жизнь, не то, что у меня, может быть вы в десять раз меня превзойдете...

– Ну, уж это вы не врите, профессор! – воскликнул я, крепко сжимая ему руку. – Превзойти вас – творца и создателя катодной телескопии! Не надо так говорить, профессор!

– Простите его, профессор, – вмешался Пискунов, – у них, в Азии, это хамство обычно, черт меня раздери со всеми потрохами. Это только у нас, в Европе, культура.