Окрик памяти. Книга третья - [194]
А.Я. Гордягин стал для Скалозубова первым консультантом по применению микрофотографии в научных исследованиях. Он послал в Тобольск набор специальных фото-принадлежностей. Узнать, что представлял собой этот набор невозможно, но стоимость его, по-видимому, была немалой. Ученый упрекает Скалозубова в том, что губернский музей не имеет полного набора образцов почв. Он не соглашается с доводами Скалозубова, суть которых сводится к тому, что такие экспонаты малоинтересны широкой публике. Гордягин возмущается: «Разве общеполезность работы зависит оттого, интересуются ли ею болваны из какого-либо муравейника? Продуктивность работы может страдать от отсутствия к ней широкого интереса, но квалификацию сделанного это обстоятельство изменить не может. Для всякой работы лучше, если человек смотрит на нее как на свое собственное личное дело».
Во всех письмах Гордягина сквозит тоска по совместным со Скалозубовым экспедиционным делам. «Ах, как бы хотелось мне теперь повидаться с вами, поговорить и по науке, и по всякой ерунде!». Мечтает побывать в районах Тобольска и Самарово, Тары и Кокчетава, чтобы проследить, как растет ель на южной ее границе, обследовать чередование черноземов. «Представьте себе, что мы работаем в порядочном, с точки зрения ботаники, месте и живем в полное свое удовольствие. Никакой обязательной работы, не нужно все время скакать сломя голову куда глаза глядят, и сокрушаться, что из этого скакания до сих пор ничего не вышло, да и впоследствии выйдет столько же. Итак, мы живем и, разумеется, предаемся лени. Лень есть прирожденное человеческое свойство, и лишь жестокие социальные условия мешают ему проявляться в полной мере. От этого-то и происходит недовольство. А так как нам ничто не помешает лениться, то мы счастливы, мы собираем растения, фотографируем их рост. Я нынче здорово выучился фотографии. Мои коллеги называют мои снимки превосходнейшими. Ну, это, конечно, чересчур, но фотографий, в общем, много. В промежутках между съемками мы беседуем о предметах трех миров: видимого простым глазом, видимого глазом вооруженным и, наконец, вообще никаким глазом невидимого. Я прочту вам почти полный университетский курс ботаники, а в области обмена веществ могу сообщить вам многое такое, от чего вы, пожалуй, заохаете. В вас я, без сомнения, найду слушателя более усердного и более интеллигентного, чем мои университетские студенты».
Читая подобного рода восхваления лени, а вслед за ним – перечень того, что необходимо сделать Гордягину и Скалозубову в процессе созерцания этого явления, хочется воскликнуть: «Ничего себе – лень!».
В письмах даются оценки научной деятельности многих современников Гордягина – специалистов по флоре и почвам. В частности, неодобрительные слова не однажды звучали в адрес петербургских групп Докучаева и Косовичева, не раз и без согласия А.Я. Гордягина использовавших его фактические материалы в своих публикациях. В одном из писем Скалозубову содержатся добрые слова об академике С.И. Коржинском (1861–1900) по случаю его ранней кончины. Гордягин писал: «Настроение весьма дурное, нездоровье и масса неприятностей в университете. Нервы расстроились чрезвычайно, а тут еще умер Сергей Иванович Коржинский, которому следовало бы жить да работать и на которого можно было рассчитывать на случай превратностей моей университетской судьбы. Смерть его настолько меня потрясла, что я отступил от своего правила – не говорить что-либо публично, и сказал в память его целую речь. В кратких словах я успел сказать о многом, что меня самого издавна волновало. Думаю, что мне удалось понять психологическую основу научного развития Коржинского». Можно добавить, что Гордягин, как и Коржинский, не следовал моде безусловного признания дарвинизма ...
Познавательное значение переписки А.Я. Гордягина с одним из знатоков тобольского сельского хозяйства Н.Л. Скалозубовым трудно переоценить.
Водонапорная башня в Тюмени. Одно из самых высоких сооружений в центре города – водонапорная башня, было построено в годы первой мировой войны. Мои достаточно интенсивные поиски художественных почтовых открыток дореволюционного периода с изображением башни до сих пор не принесли удачных результатов. Объяснение этому простое. Начиная с 1914 года производство таких открыток пошло на спад, а те из них, которые еще выпускались в очень плохом качестве, повторяли сюжеты довоенного времени. Вот почему всякая находка старых любительских фотографий с видом на башню представляет немалый интерес. Сравнительно недавно один из таких снимков мне подарил известный в Тюмени гитарист М.С. Яблоков (илл. 555). Фотография хранилась в семье старейших жителей Тюмени С.М. и Е.М. Ивановых. К сожалению, дата съемки неизвестна, но с достаточной точностью ее можно определить по некоторым косвенным признакам.
Точка на Базарной площади, с которой производилась съемка, соответствует месту расположения детской больницы по улице Ленина. В левой части фотографии виднеется купол церкви сиропитательного заведения. Сохранился шест для креста, но самого креста уже нет. Следовательно, снимок сделан в советские годы. Скорее всего, в предвоенные – тридцатые. В правом углу фотографии видны деревянные сараи.
