Окраина - [94]

Шрифт
Интервал

Такой семейный аргумент успокаивает Квету; она снова весела и на следующий день, провожая Франтишка на вокзал, опять щебечет со счастливым видом. И как ей не щебетать! Ее мысль — провести вдвоем одно из воскресений — Франтишек принял охотно, как нечто необходимое и приятное. Теперь она сама удивляется, почему не высказала эту мысль раньше. А впрочем, с какой стати? Он-то ведь не спрашивал, нравится ей или нет, что он на воскресенья укатывает в Прагу! Кажется, она выбрала самый подходящий момент. Бог знает что он там делает… Хотя Квета уверена или почти уверена в отношении прошлого, теперь она все же с удовлетворением думает: «Бог знает что он там вообще делал». Она решительно может быть довольна собой: сделала для будущего все, что в ее силах. И решительно не похоже, чтоб Франтишек что-то сочинял. Вот он сияет, как и следует сиять хорошему сыну, который едет поздравить маму с днем рождения, как следует сиять молодому человеку, которому предстоит потом провести со своей Кветой целое море свободного времени, целое море воскресений…

Жаль только, что Квета не знает истинной причины столь неуемной радости Франтишка; но игра краплеными картами начата, и Франтишку остается только продолжать ее, не отступая от правил, которые он сам установил в надежде, что когда-нибудь Квета поймет подлинную причину его маленьких обманов.

А пока они прощаются, как прощаются родители с детьми, уезжающими на каникулы: Франтишек — в нетерпеливом ожидании того, что будет, Квета — с глубоко запрятанным опасением, как бы его там не испортили, как бы не научился он говорить «дурак», читать порнографические книжонки или, того пуще, курить.

Заветные желания обоих, конечно, исполнятся. Франтишек уезжает вовсе не для того, чтоб учиться ругаться или курить сигареты, а то и сигары. Дом, который до сего дня лишал его свободной воли, возможности устроить жизнь по-своему, готов принять жильцов — повод для большого семейного торжества в стиле давних праздников, когда забивали свинью. Точнее, дом еще далеко не готов. Не оштукатурен снаружи и представляет забавный вид мозаики из строительных материалов различных типов и веков, во мгле которых был некогда выстроен старый Мост. В этой мозаике, подобные слоновьим коренным зубам, выступают большие современные плиты. Внутри еще не окрашены стены, но соседство с почти готовым домом делает жизнь в Жидовом дворе невыносимой.

Последний вечер в старом жилище торжествен и трогателен. Франтишек, в последний раз жертвующий субботним вечером и воскресеньем, приехал в Уезд еще засветло. В последний раз проходит он через Жидов двор. Если в пору его детства здесь все было запущено, то в пору его возмужалости уже готово развалиться. Мечтатели еще убаюкивают себя мыслью, что новый Уезд вырастет на развалинах старого. Поэтому никто ничего не чинит, все чего-то ждут. Франтишек подпадает под власть оптического обмана, как те его односельчане, которые в конце концов бросили якорь в других деревнях и городах, в чужих краях. С удивлением рассматривает он шесть дощатых нужников, шесть свиных закутов, навозную кучу, разрушающиеся крольчатники. Все это такое маленькое, ничтожное — с тем же чувством встречаешь через много лет грозу класса, преподавателя математики или латыни. Жалкий старикашка попивает вермут из автомата, шелестит газетой в старом кафе, болтает о ежегодных слетах выпускников — только эти слеты и подтверждают еще, что он жил, живет. Сильный порыв ветра, громкий окрик — и нет ни Жидова двора, ни старикашки. А как боялись его черной записной книжки со списком учеников в алфавитном порядке, как боялись домашних сочинений на тему «Наш дом» и в скобках — «описание».

Франтишек входит в кухню. В ней полно народу: французские тетка с дядей, кузен Роже — прощенный обоими семействами за то, что согласился со временем оштукатурить дом, — родители, Псотка… Собственно, это и все. Разместились как попало, потому что вещи уже сложены для завтрашнего переселения. Тетя, дядя, Роже и мать сидят на стульях вокруг стола, отец — на внушительном ящике с посудой. Ящик настолько высок, что ноги отца немного не достают до щербатых половиц. Мешки, служившие половиками, скатаны в углу. Сидя на ящике, отец выглядит моложе. Наверно, потому, что это как-то непривычно. Обычно-то ведь на ящиках не сидят. Железная кровать сложена так хитроумно, что необъяснимым образом все четыре колесика стоят на полу. Теперь стало ясным их назначение. Вот это кровать! Образует простейшее тело — куб, да еще на колесиках! Такие вещи легко перевозить.

«Простейшее тело» внутри, разумеется, полое, и туда можно напихать перины с подушками да еще и скатанные мешки; а пока, поскольку все другие места заняты, в полость сложенной кровати садится Псотка. Только стихли чмокающие теткины поцелуи, только Франтишек незаметно вытер щеку о собственное плечо, как Псотка обратила к нему вещие слова:

— Вот бы тебе сегодня писать сочинение про то, как выглядит твой дом. Все господа учителя в Праге за голову бы схватились!

Франтишек бездумно отвечает:

— Поздно!

Тут все притихли, пересчитывая глазами собравшихся. И до Франтишка вдруг доходит, почему переполненная кухня кажется ему такой просторной. А мать, посчитав по пальцам, повторяет тихо:


Рекомендуем почитать
Post Scriptum

Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.


А. К. Толстой

Об Алексее Константиновиче Толстом написано немало. И если современные ему критики были довольно скупы, то позже историки писали о нем много и интересно. В этот фонд небольшая книга Натальи Колосовой вносит свой вклад. Книгу можно назвать научно-популярной не только потому, что она популярно излагает уже добытые готовые научные истины, но и потому, что сама такие истины открывает, рассматривает мировоззренческие основы, на которых вырастает творчество писателя. И еще одно: книга вводит в широкий научный оборот новые сведения.


Тайны Храма Христа

Книга посвящена одному из самых значительных творений России - Храму Христа Спасителя в Москве. Автор романа раскрывает любопытные тайны, связанные с Храмом, рассказывает о тайниках и лабиринтах Чертолья и Боровицкого холма. Воссоздавая картины трагической судьбы замечательного памятника, автор призывает к восстановлению и сохранению национальной святыни русского народа.


Кисмет

«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…


Топос и хронос бессознательного: новые открытия

Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.


Этот прекрасный новый мир

Добрый всем день, меня зовут Джон. Просто Джон, в новом мире необходимость в фамилиях пропала, да и если вы встретите кого-то с таким же именем, как у вас, и вам это не понравится, то никто не запрещает его убить. Тут меня даже прозвали самим Дракулой, что забавно, если учесть один старый фильм и фамилию нашего новоиспеченного Бога. Но речь не об этом. Сегодня я хотел бы поделиться с вами своими сочными, полными красок приключениями в этом прекрасном новом мире. Ну, не то, чтобы прекрасном, но скоро вы и сами обо всем узнаете.Работа первая *_*, если заметите какие либо ошибки, то буду рад, если вы о них отпишитесь.


Избранная проза

В однотомник избранной прозы одного из крупных писателей ГДР, мастера короткого жанра Иоахима Новотного включены рассказы и повести, написанные за последние 10—15 лет. В них автор рассказывает о проблемах ГДР сегодняшнего дня. Однако прошлое по-прежнему играет важную роль в жизни героев Новотного, поэтому тема минувшей войны звучит в большинстве его произведений.


Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.


Облава на волков

Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.