Окраина - [90]
Они сели за средний столик.
— Вы покраснели, Квета. Отчего?
— Вы тоже. Я подумала: официант говорил так, словно слышал нас там, у подножия холма…
Франтишек протянул руку, сорвал несколько виноградин.
— Отведайте, Квета.
— А вдруг это нельзя?
— Можно, можно, для того и растет!
Это сказал черный официант, вынырнувший из темноты с листком меню. Франтишек заказал универсальное блюдо, предлагаемое во всех ресторанчиках всех районных и областных городишек: шницель по-венски.
За ужином он узнал, что Квета, как и он сам, поступила на первую свою работу — воспитательницей детского сада — в том городе, где шоколадная фабрика, старая давильня растительного масла, а за городом большой завод с высоченной трубой, из которой днем и ночью валит оранжевый дым.
— Там вы и живете?
— В самом детском саду. Под него отвели старый, брошенный дом, перестроили, и одну комнату оставили для незамужней воспитательницы.
— На воскресенье домой ездите?
Квета как-то осеклась, громко звякнул ее нож о тарелку. Затем с неестественной поспешностью она пролепетала:
— А — д-да, да…
И тоном ученицы в классе повторила:
— На воскресенья я езжу домой.
— Далеко?
— Не очень.
— А куда?
— Ну, это, пожалуй, вам безразлично…
Франтишек, сочтя уклончивость девушки кокетством, продолжал настаивать:
— Я уже довольно хорошо знаю окрестности. Так куда же вы ездите по воскресеньям?
Опять что-то случилось с приборами — какие они неудобные!.. Квета так низко опустила голову, что уперлась подбородком в грудь. Потом медленно подняла глаза — и Франтишек тут только заметил, как необычно расположены ее ресницы: самые длинные — в уголках глаз, те, что покороче, — посередине век.
— Не скажу.
Опять появился официант — словно подглядывал за ними, — и Франтишек поспешил заказать бутылку вина. Квета заметно оживилась:
— Только выпьете ее вы сами!
И она не отступила от своих слов. Символически подняла бокал с белым вином, пригубила — и точка. Зато она сияющими глазами следила, как мечется в гранях стекла желтая искорка.
А Франтишек пил; алкоголь расширил его сосуды, и у него возникло неодолимое желание сделать что-то хорошее, сказать что-то очень приятное.
— Вы не сердитесь, что я так выпытывал, откуда вы родом?
— Не сержусь, это ведь так нормально.
— А если нормально… — сорвалось было у него с языка, но Квета опять опустила веки, уставилась на сучковатые половицы, и он поскорей перевел речь на другое: — Нет, вы правда не хотите выпить хоть один бокальчик?
— Нет. Я… я ненавижу алкоголь, и пить никогда не буду.
— Вы были алкоголичкой и вылечились? — сделал Франтишек жалкую попытку пошутить.
— Нет. Да что же это вы все расспрашиваете?
Такого резкого отпора Франтишек не ожидал. И потупился на сей раз уже он. И удивился, когда Квета пальчиком прикоснулась к его руке: она сама испугалась своей резкости.
— Мне просто не хочется говорить о себе. Не обижайтесь. Прошу вас!
Франтишек сжал ее маленький кулачок. Квета попыталась освободиться, но так, только для вида. С виноватым выражением еще раз пригубила вино. Оба сидели в довольно-таки неестественных позах: Франтишек на самом краешке стула, потянувшись сжать руку Кветы, она тоже на самом краешке, сделав движение ему навстречу. Сидеть им крайне неудобно, но ни один не решается переменить положение — как бы другой не заподозрил потери интереса. Еще немного, и у них затекут ноги, сведет их судорогой…
— А вы из Праги?
Спасительные слова! Франтишек разжал руку, подвинулся на стуле, сел удобнее. Не только рука, тело — он весь освобожден. А какое было напряжение! И вот напряжения и следа не осталось, и объяснять ничего не надо.
— Из Праги.
— А вы поверите, если я скажу, что никогда еще в Праге не бывала.
— Нет… впрочем, да, — поправился Франтишек. — В нынешнее время это редкий случай…
— В Прагу не было экскурсий, а одной ехать — что бы я там делала? Ведь Прага вроде огромного сумасшедшего дома, да? По крайней мере если судить по телепередачам…
Телевизор знаком Франтишку только по факультетскому клубу. Пока это редкость, и в сравнении с экранами кино его экранчик до смешного мал.
— У вас уже есть телевизор?
Он понятия не имеет, до чего она опять испугалась. Счастье, что приборы уже убрали со стола. Пригубила снова — и все же вино в ее бокале не убывает.
— Есть… А что тут удивительного?
— Ничего. Просто немножко необычно.
На сей раз положение не спасти никакими рукопожатиями, никакой неудобной позой.
— Вы скучаете по Праге?
— Иногда. Но здесь так забавно. Мы с приятелем поселились в такой милой, уютной комнатке. И от завода близко. Только поле перейти. Теперь вот сами красим стены. Скорей бы кончить!
— А я бы скучала.
— Почему?
— Так. Дома-то мама и еду сготовит, и постирает. А здесь все сам да сам. Я бы скучала по маме. Или по своей девушке.
Теперь взгляд у Кветы стал жесткий, вызывающий. Франтишек только рукой махнул и сказал с неожиданной прямотой:
— Со своей девушкой я разошелся. Уже больше полугода назад. Вы рады?
— Не знаю. Все-таки дома, наверное, лучше… — Квета опять заговорила сбивчиво. — То есть в Праге, — поправилась она. — Убираешься в собственной комнатке, белье в собственном комоде… Расскажите, как у вас дома?
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.
В однотомник избранной прозы одного из крупных писателей ГДР, мастера короткого жанра Иоахима Новотного включены рассказы и повести, написанные за последние 10—15 лет. В них автор рассказывает о проблемах ГДР сегодняшнего дня. Однако прошлое по-прежнему играет важную роль в жизни героев Новотного, поэтому тема минувшей войны звучит в большинстве его произведений.
Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.