Окопов. Счастье на предъявителя - [89]
Из состояния прострации, вызванного потрясением, вывели аппетитные запахи, распространяемые из ларька шавермы. В ожидании освобождения из карцера, с утра не притронулся к объедкам, оставшимся в пакете, а завтрака ему не приносили. Думал, закажет еду в офис. А вон, как вышло. В ларьке взял сразу две шавермы, два стаканчика чая и пристроился за длинный деревянный столик под навесом. На еду набросился с голодным остервенением, размазывая по щекам майонез, чавкая и громко хлюпая горячим чаем. Он уже четыре дня не ел нормальной пищи. Поэтому организм помимо воли позабыл все правила приличия. Люди, которые также заходили под навес перекусить, брезгливо бросали на него взгляд и уходили есть в другое место. Опомнился только когда доедал вторую шаверму, когда наелся. Стало неловко. Быстро запихнув в рот остатки еды, допив чай, тщательно вытер салфеткой губы, руки и выбежал из-под навеса. «Минус сто пятнадцать рублей» – подумал он, чувствуя, что в сложившейся ситуации ему надо быть поэкономнее.
На улице огляделся. Здесь неподалеку находится один из его магазинов, сдаваемых в аренду. В этом арендовала Софья Михайловна, торговавшая там постельными принадлежностями, халатами, бельем и прочей мелочью. Слава Богу она была на месте. В пустом зале Софья Михайловна сама стояла за прилавком, листая глянцевый журнал. Это была рослая, крупная, так сказать, женщина в теле, с пышной грудью. Однако лицо полным не казалось. Наоборот, высокая шея, вытянутый подбородок, слегка впалые щеки, прямой тонкий нос и темные глаза придавали ей определенный шарм. Увидев вошедшего Николая Анатольевича, она моментально выпрямилась, уперла в бока свои пухлые руки и громко прикрикнула:
– Тебе чего здесь, алкаш!? Ну-ка, быстро отсюда!
– Софья Михайловна, здравствуйте! – поздоровался он, подходя к прилавку.
Дама убрала с боков руки, подалась вперед телом, нависнув большим бюстом над прилавком и близоруко сощурила глаза.
– Николай Анатольевич? – удивленно спросила она. – Здравствуйте!
Она еще некоторое время его разглядывала, потом спросила притворно участливым тоном, слегка скривив рот в усмешке.
– Ой, вы в таком виде. Что с вами случилось?!
– Так, неприятность одна. Я зашел чтобы…
– Как сейчас в Монте-Карло? – она перебила вопросом.
– В Монте-Карло? – не понял Николай Анатольевич. – Нормально… Наверное… Подождите, при чем здесь?… Я зашел узнать по поводу арендной платы.
– А что арендная плата? – она вскинула выщипанные бровки. – Я плачу ее аккуратно. Каждый месяц.
– Софья Михайловна, мне неудобно просить, но я попал в очень затруднительное положение.
– Заметно, – вставила она с презрительной улыбкой.
– Хочу попросить выплатить мне сегодня часть арендной платы в счет следующего месяца. А я тогда вам сделаю скидку за декабрь.
– И, сколько?
– Скидку?
– Нет. Сколько вы хотите получить?
– Тысяч двадцать, двадцать пять. Это меня сейчас здорово выручило бы.
Софья Михайловна выпрямилась, медленно вышла из-за прилавка, цокая шпильками по полу, подошла совсем близко и, глядя на него сверху вниз, спросила внушительно, отчетливо выговаривая каждое слово и все также презрительно кривя губы:
– При чем здесь вы и арендная плата?!
– Как при чем?! Я сдал вам в аренду!
– Вы?!… Уверены?!
Николай Анатольевич уже ни в чем не был уверен.
– Хотите сказать… – растерянно начал он, но его прервали.
– Я хочу сказать, любезный, что этот магазин сейчас принадлежит ООО «Эуро Рентал И», а не вашей «Рент ОНА». Туда я и плачу аренду.
Это известие, хоть и было шокирующим, но уже не произвело на Николая Анатольевича такого впечатления, как в случае с его офисом и Центром. Похоже, он стал привыкать к таким новостям. Он задумался и спросил через некоторое время:
– Скажите, когда сменился собственник? – его голос был глухим и безжизненным.
– В августе, – Софья Михайловна развернулась и пошла обратно за прилавок, говоря на ходу: – Прошу меня простить, Николай Анатольевич, но мне надо работать.
– Софья Михайловна, еще вопрос.
– Ну?
– Кто хозяин этой «Эуро Рентал»?
– Откуда я знаю. Мне принесли свидетельство о собственности. Там хозяев фирмы не указывают.
– Кто? Кто принес вам свидетельство? С кем вы перезаключали договор?
– Черненький, такой симпатичный приходил, носатенький. Отчество у него еще странное. Он по доверенности был.
– Юрий Арнольдович?
– Да, именно он.
– Софья Михайловна, можно мне глянуть на новый договор?
– Нет! С какой стати я вам должна его показывать?! – надменно произнесла она. – Вы к этому договору не имеете никакого отношения! Это конфиденциальная информация.
– Я вас прошу! Мне только первую страницу посмотреть! Самое начало!
– Я сказала, нет! И вообще, мне надо работать! – голос Софьи Михайловны повысился. – Вы меня отвлекаете!
Николай Анатольевич развернулся и, понурив голову, поплелся к выходу. У двери его окликнули.
– Э! Окопов!
Он обернулся. Софья Михайловна бросила на стекло прилавка мятую пятидесятирублевку.
– На, возьми! Опохмелись!
– Что-о-о?! – протянул он обернувшись. – Что ты сказала?!
Он медленно двинулся к прилавку. Вид его был страшен. Глаза сверкали, даже тот, что подбит, рот перекошен в оскале, еще более свирепом без одного зуба. Женщина отпрянула в испуге и начала шарить под прилавком. Там была кнопка тревожного вызова охраны. И он знал это. Поэтому остановился на полпути и со злобой, срывающимся голосом выдал ей в лицо:
Каждый раз, когда на очередном ухабе безжалостная железяка, то ли забытая кем-то в багажнике старого драндулета, то ли специально оставленная с целью «чтобы жизнь медом не казалась», бесцеремонно впивалась Виктории прямо под ребра, та готова была поклясться кому угодно и на чём придётся, что если и на этот раз получится выпутаться из неприятностей, впредь – никаких журналистских расследований и чужих проблем! Своя рубашка, или если хотите – свои ребра, как говорится, ближе к собственной персоне. «Но каковы наглецы, – в следующий же момент сбивалась с пути праведного своевольная журналистская мысль, – слабую женщину прямо средь бела дня почитай в самом центре Москвы да в грязный вонючий багажник! И ладно бы еще в какой-нибудь «лексус» или «ренж ровер», где хоть лежать можно не в позе эмбриона и дышать не через раз, а то в добитые «жигули», которые того и гляди развалятся на очередной кочке.
Поезд мчался стремительно, унося Веру из душной и шумной Москвы. Позади осталась долгая зима, тяжелые, холодные годы одиночества, а впереди – горячее лето, полное тайн, смеха и слез, искрящегося света, цветов и росы. Там вдалеке, среди извилистых троп и зеленоглазых ветвей, девушку ждет тот единственный – мужчина, способный исцелить ее израненную душу. Там Вере суждено обрести друзей, истинную любовь и новую жизнь.
«Прэтти вумен по-русски, или Лабиринт одной судьбы» Лидии Беттакки — это остросюжетный женский роман о неожиданных поворотах судьбы, взлетах и падениях, о внезапных потрясениях и счастливых случайностях. Света — обычная девушка, которой выпало жить в тяжелые 90-е. Из-за безысходности и болезни матери она решается на отчаянный шаг — становится девушкой легкого поведения. И кто бы мог подумать, что в хмурое время переворотов могут происходить чудеса? И что древнейшая профессия на земле подарит девушке мужчину ее мечты, солнечную Италию и простое женское счастье? Но с настоящей любовью приходят и новые серьезные испытания.
Маша хотела всего и сразу. Она с детства мечтала блистать на публике, грезила о роскошной жизни с богатым и знаменитым мужем. Ведь она молода и красива. Мужчины просто обязаны предоставить ей все это. Надо только познакомиться с какой-нибудь звездой, а там уж она приберет ее к рукам. И девушка начала действовать. Только первый опыт кончился… бедой. Спасая свою жизнь, Маша убила человека – известного продюсера и отъявленного мерзавца. И теперь вынуждена скрываться. Но при этом она не оставила попыток завоевать богатого и знаменитого.
Словно зачарованная, девушка провела кончиком указательного пальца по деревянной раме, обрамлявшей зеркало. На губах ее застыла мечтательная улыбка. Вдруг гладкая зеркальная поверхность пошла кругами, будто кто-то невидимый бросил камень в воду. В смятении Рэйчел хотела было отдернуть руку, но незримая сила крепко держала ее, не позволяя сдвинуться с места или отступить. С какой бы силой она ни тянула, рука не отрывалась от рамы. Первый испуг сменился паникой, которая подобно лавине захлестнула ее, когда, глядя на свое отражение в зеркале, она заметила, что оно постепенно бледнеет, уступая место чьей-то тени.