Окно с видом на площадь - [30]

Мамаша Сантини сама вышла к нам, чтобы поздороваться со мной, и внимательно, с одобрением осмотрела мое платье из вышитого атласа. Я делаю честь ее заведению, сказала она, добавив с воодушевлением, что заведение заслуживает такой чести. Не оно ли, в конце концов, готовит лучшие итальянские блюда в Нью-Йорке?

Так как Эндрю был ее явным любимцем, нам был оставлен один из угловых столиков, и нас провели к нему с такой пышной церемонией, на какую только был способен главный официант. Мамаша Сантини гордилась своей кухней, и часто раздавался ее добродушный смех, который, казалось, начинался с ее щек, а потом скатывался на грудь и живот, столь обширные, что никакие китовые косточки корсета не могли сдержать их.

Я села на стул в самом углу, сняла перчатки и с улыбкой взглянула на Эндрю.

— Какое прелестное местечко! Спасибо, что привели меня сюда.

Его не слишком явный цинизм сегодня меня совсем не пугал. Эндрю мог насмешничать и над всем миром, и над людьми вокруг него, но, даже высказывая нелицеприятную правду, он никогда так не задевал и не осаживал меня, как это мог делать Брэндан Рейд.

Мне хотелось поговорить с Эндрю, и, пока мы ели восхитительные закуски и потягивали красное вино, я начала рассказывать ему обо всем, что произошло в этот день. Он почти тотчас меня остановил.

— Не надо об этом! — приказал он. — Ваши злосчастные приключения вы изложите в другой раз. А то мы испортим себе аппетит. Лучше расскажите мне о себе, Меган. Откуда вы пришли и куда идете?

На первый его вопрос ответить было очень просто, и я поведала ему о Принстоне в штате Нью-Джерси — городе, в котором я выросла и где преподавал мой отец. Я не очень стеснялась того, что в моих словах чувствовалась ностальгия, хотя знала, что Эндрю совершенно городской житель, и жизнь в университетском городке может показаться ему смешной. Я коротко рассказала о гибели моего отца в сражении и о стараниях матери заработать нам на жизнь здесь, в Нью-Йорке.

— К несчастью, — призналась я, — у меня нет ее прилежания и искусства, с которым она шила. Сказать по правде, мои дела шли так плохо, что я уж и не знала, что делать, когда Мистер Рейд предложил мне это место.

— А что будет, — задал вопрос Эндрю, — когда закончится ваше пребывание здесь?

— Ну, пока нет оснований беспокоиться об этом, — возразила я. — Действительно, мистер Рейд сделал мне сегодня выговор. И мне придется больше времени уделять Джереми и постараться помочь ему. Но ведь я только начала.

Эндрю отломил хрустящую корочку итальянского хлебца. Он не взглянул на меня, но я снова услышала горькие нотки в его голосе, которые появлялись обычно, когда он говорил о Брэндане Рейде.

— Если бы я был на вашем месте, я бы надолго не рассчитывал на милость Рейда. Когда он почувствует, что уже не сможет использовать вас в своих целях, он тут же выставит вас. И он даже не подумает о том, что станет с вами после увольнения. Прежде всего подумайте о себе, Меган. Немного побольше себялюбия вам не помешает.

Я не знала, что ответить, и не пыталась возражать. Нам принесли тарелки с дымящимися спагетти, и я набросилась на еду с еще большим аппетитом. Эндрю наблюдал за мной понимающим взглядом.

— Даже аппетит у вас исправляется, когда вы покидаете этот дом. Не думайте, что я не замечал, как вы ковыряетесь в своей тарелке в присутствии Гарт. И я бы сказал, что, если ей позволить, она испортит аппетит любому. Я нарушаю порядок за столом и мешаю ей навести его. Вы не заметили, как она любит меня?

Я рассмеялась, радуясь возможности уйти от обсуждения Брэндана Рейда и моего положения в доме.

— Ну, а теперь ваша очередь, — проговорила я. — Расскажите мне о ваших планах. Я знаю о вашей способности схватить подобие в рисунке. Джереми показал мне набросок, который вы сделали в суде во время расследования обстоятельств смерти его отца. Набросок мне показался очень похожим и глубоко раскрывающим его характер. Вы сумели пробиться через весь этот ужас к потрясенному и испуганному ребенку.

— Сомневаюсь, — сухо отозвался Эндрю. — Я только предложил публике ту сентиментальность, который она жаждала. Большинство взрослых скорее будут рыдать над ребенком, чем поверят в то, что в ребенке скрывается чудовище.

Мне было очень неприятно, что Эндрю заговорил так бесчувственно, когда речь зашла о Джереми, но как только я попыталась возразить ему, он сменил тему разговора:

— Сейчас меня больше интересует портрет Селины и ее матери, который я пишу. Ребенок — идеальная модель, но мать очень трудно ухватить. К сожалению, они не позируют мне так часто, как мне хотелось бы.

Я знала, что Эндрю иногда оставался после уроков или возвращался после полудня, чтобы работать над портретом, который заказала миссис Рейд. Но до сих пор он мне его не показывал.

— Я бы хотела посмотреть на вашу работу, — сказала я.

— Не уверен, что вы одобрите, — загадочно ответил он и продолжил разговор на этот раз о своей работе свободного художника для газет.

Ему довольно часто давали задания, и он сумел развить свою способность делать быстрые зарисовки тех, на кого было обращено внимание публики. Я уже видела некоторые из его пугающих рисунков, изображавших осужденных преступников, и понимала, что по сравнению с ними Джереми он изобразил очень мягко и сочувственно. Теперь он заговорил по-деловому, но с юмором, о карманниках и убийцах, о политических сферах и санкционированных нарушениях закона так, будто они были обычным делом в газетном мире. Вероятно, так и было.