Окна, открытые настежь - [32]

— Это неправда! — перебил грубо Виталий. — Вы клевещете на себя.

— А если я боюсь правды? Тогда — что? Правда может быть страшной. Такой, что лучше совсем не знать ее. Ведь скрывают врачи от безнадежно больного настоящий диагноз? И это считается гуманным?

— Не смейте так думать! — схватил ее за руку Виталий. — Я не позволю вам!..

— Вы?!

Он отпустил руку.

Вдруг Жене почудилось, что сейчас должно что-то случиться. На мгновение закрыла глаза и мысленно ощутила его поцелуи — на лбу, на щеках, на губах. Чуть не вскрикнула: «Да что же это такое!» И еле заставила себя посмотреть на него.

Виталий стоял, как и прежде, поодаль и смотрел на нее так, что Женя подумала с ужасом: неужели выдала себя чем-то и он прочитал ее мысли!

Мокрый снег повалил гуще. Фанерный козырек уже не защищал. Они молча зашагали к парку. Виталию хотелось, чтоб до дома было не меньше ста километров. Но она уже прощалась.

— Мне сюда. Вот здесь мой Димка живет. А наш дом напротив. — Женя посмотрела на часы и ахнула. И не заметила, как опоздала на целый час.

VI

Гостей на Димин праздник пригласили ровно столько, сколько могла вместить малометражная (или, как некоторые автомобилисты говорили, «малолитражная») квартирка. Если бы появился еще хоть один нежданный гость, ему пришлось бы сидеть за столом на чьих-нибудь коленях. И так еле-еле выкроили два места для Жениных родителей. Они появились здесь впервые, нельзя было не пригласить их накануне свадьбы.

Правда, это «накануне» давненько висело в воздухе. Почему свадьба опять откладывается — никто не мог понять. Не понимал и сам Дима. Он знал, что Крамаренко поссорился с Борисом. Какая могла здесь быть связь с их свадьбой — знала только Женя. Но перед родителями Дима делал вид, что все понимает. Их отношения с Женей установились надежно, и никакие помехи не могли, по его мнению, угрожать чем-нибудь серьезным.

Дима беспокоился. Он, разумеется, ничего такого не думал, не ревновал и не мучил себя подозрениями, а просто не знал, как объяснить другим это Женино опоздание.

Тем временем Димин отец демонстрировал свои «сюрпризы». Для каждого семейного праздника он готовил свой «сюрприз» — какое-то новое усовершенствование в квартире. Именно таким путем и появились здесь сигнализация между комнатой и кухней, освещение, скрытое за карнизами, и великое множество других остроумных самоделок. Эти «сюрпризы» были фамильной гордостью. Их всегда демонстрировали гостям. Даже тем, кто уже несколько раз все видел. Супруги Крамаренко ничего не видели и были поэтому особенно ценными гостями.

Димин отец сначала похвастал виртуозным использованием миниатюрной площади. Так, например, кухня была переделана в спальню. А газовую плитку перенесли в ванную комнату. Накрытая деревянным щитом, ванна превращалась в кухонный стол. Холодильник вмонтировали в дверную нишу. А тазы, корыто и три пары лыж (все в семье были спортсменами) отец подвесил под самым потолком и замаскировал занавесками.

Под руководством хозяина дома Крамаренко осмотрел еще и стол, который раздвигался, если нажать ногой на педаль. Хозяйка же водила Катерину Марковну вдоль стен. Как экскурсовод в музее, она демонстрировала висевшие на стенах фотографии и давала краткие пояснения. Вот Димусик пускает мыльные пузыри через соломинку. Здесь ему два с половиной года. А вот он пускает свои пузыри. Здесь ему еще и года нет (правда ведь, осмысленный взгляд?). А это Димулька на карусельной площадке в парке имени Горького (четыре года два месяца)… Поливает цветы (пять лет). Кормит пирожным кошку Офелию (пять с половиной)… И так до Димы, ученика музыкальной школы, и до Дмитрия Васильевича, инженера-конструктора (учитель музыки его очень хвалил, но Дима по совету отца пошел в политехнический институт).

— Придется немного потеснить некоторые фото, — сказала озабоченно Димина мама, — нет места для наших молодых. Никак не уговорю, чтобы Дима и Женя наконец сфотографировались вместе…

Остальные гости, которые спаслись благодаря чете Крамаренко от очередной экскурсии, развлекались каждый по своему вкусу.

Аллочка, единственная дочь Диминого начальника, демонстративно вертелась на винтовом стульчике перед пианино и одну за другой курила длинные тонкие сигареты. Ее не покидало саркастическое настроение — не могла простить Диме, что тот собирается жениться не на ней.

Звонят в дверь. Дима бросается открывать. Нет, это не Женя. Это Ритуся, Димина двоюродная сестра (доцент, ученый секретарь сельскохозяйственной академии). К каждой третьей фразе Ритуся ухитряется прибавить: «А у нас в академии…» Она щурит близорукие глаза и посылает всем с порога воздушный поцелуй. Извиняется, что опоздала: у них в академии…

Снова звонят. Наконец — Женя.

Еще минуту назад она бежала по лестнице, прыгая через ступеньки, лишь бы хоть немного наверстать упущенное время. А переступила порог — и поймала себя на мысли, что волнение ее неискренне, что оставила какую-то частицу себя там, возле газетного киоска, где стояла с Виталием.

Женя отдала Диме бритву. Тот обрадовался как ребенок. Она поцеловала его и подумала: «Откуда у меня такое чувство, будто я сама перед собой оправдываюсь?» По пути сюда была уверена, что расскажет, почему опоздала: не посмотрела на часы, заболталась… Теперь что-то удерживало от такой откровенности. Может, она боится выдать… Что именно? А то, что ей было интереснее там, под мокрым снегом, с чужим парнем, чем здесь с женихом. Почему? Разве Дима, с которым она дружит с детства, не дороже ей, чем тот, совсем посторонний?