Окна на север - [2]

Шрифт
Интервал

Жестокое слово: «живи!».
1932

ТИШИНА

Я не забуду темных зданий,
Больших, нагроможденных лет.
Ни встреч, ни грустных расставаний
Я здесь не позабуду, нет.
Я говорю, что не покину,
Не променяю никогда
На эту тихую равнину
Мятущиеся города.
Но потаенным знаньем знаю,
Себе безмолвно говорю,
Что жадно я в себя вбираю
Густую, тихую зарю.
Что суета проходит мимо,
А дни по новому полны
Почти до боли ощутимой,
С ума сводящей тишины.
И больше ничего не надо —
Ни встреч, ни жалоб, ни стихов, —
Когда в траве высокой сада
Мелькают зонтики цветов.
Когда в кустах белеют розы,
И так прозрачны вечера,
И запах теплого навоза
Летит с соседнего двора.
Когда стихает голос ветра,
И дышит пьяная земля,
Когда на много километров —
Одни пшеничные поля.
1932

ВЕТЕР

Е.А.Голенищевой-Кутузовой

I.«Навеки — вот эти обои…»

Навеки — вот эти обои,
Тареоки на круглом столе,
И небо — такое седое —
Над ширью несжатых полей.
За садом — мычанье коровы,
И в дымчатых тучах закат.
И крики мальчишек в столовой —
Из мира иного звучат.
Растерянность в каждом ответе,
Удушливый дым папирос.
Да ветер, озлобленный ветер,
Как с цепи сорвавшийся пес.

II.«Все эти дни беспутный ветер…»

Все эти дни беспутный ветер
Шумел в саду, шумел в полях.
Взметались ветви, словно плети,
И мерзла старая земля…
Сидели дома, толковали
Все об одном: да что? да как?…
И заволакивались дали
В сырой вечерний полумрак.
Должно быть стал совсем несносен
И тихий сад, и тихий дом.
И дым от крепкой папиросы
Висел, как ладан, над столом.
За эти дни покрылись лица
Непоправимой белизной.
А в поле тихая пшеница
Казаться стала золотой.
И над жестоким расставаньем, —
Над грудой равнодушных дел, —
Над человеческим страданьем —
Холодный ветер свирепел.
1932

В ДЕРЕВНЕ

Пробежимся со мной до распятья,
Вдоль сухих, оголенных полей.
На ветру мое пестрое платье
Замелькает еще веселей.
Я сгрызу недозревшую грушу,
Ты — хрустящий, сухой шоколад.
И в твою нерасцветшую душу
Перельется широкий закат.
А обратно мы наперегонки
Побежим без оглядки домой.
Будет голос твой — тонкий и звонкий
Разрезать предвечерний покой.
И завидя наш маленький домик,
Ты забьешься в густую траву,
Ну совсем — белобрысенький гномик,
Чудом сбывшийся сон наяву.
А потом, опуская ресницы,
Ты задремлешь в кроватке своей.
И тебе непременно приснится
Белый зайчик с колючих полей.
1932

«Проходили года за большими, как волны, годами…»

А.Л.

Проходили года за большими, как волны, годами.
В окнах девичьей спальни покорно погасли огни.
Призрак легкого счастья растаял с наивными снами,
И тяжела радость наполнила трудные дни.
Я уже не найду той скамейки под темной сиренью,
Ни весеннего леса, ни светлых внимательных глаз.
Но не знаю зачем, — отчего, — по чьему наущенью, —
Я в Страстную Субботу всегда вспоминаю о Вас.
1933

БЕЛАЯ ДОРОГА

I.«В нами не услышанных созвучьях…»

В нами не услышанных созвучьях,
В нами не написанных стихах —
Небо в молнейных, гремящих тучах,
Небо в кудреватых облаках.
Там живут крылатые драконы,
Или ангелы, светлее дня,
В небе бесконечном и бездонном,
Полном вдохновенья и огня.
А в пустых, незвучных наших строчках
Жалобно трепещут тополя.
Полевые бледные цветочки,
Милая и грустная земля.
Не кляни ее, — погладь, потрогай!
Вот она, усталая, в пыли.
И змеится белая дорога,
Тонущая в дождевой дали.
Полюби ее! В своей невзгоде
Нам она так благостна-легка.
И дорога белая уводит,
Пропадая где-то в облаках.

II.«Ты цветов придорожных не трогай…»

Ты цветов придорожных не трогай.
Их ногами топтать перестань.
Над широкою белой дорогой
Ночь расправила звездную ткань.
А когда станут светлые дали,
(Ночь протянется несколько лет),
Я стяну ремешки у сандалий
И покорно пойду на рассвет.
Ты останешься бледный и строгий,
— Не томись, не кляни, нем вздыхай, —
Будешь ты охранять у дороги
Наш земной, невозделанный рай.
Я тогда назову тебя братом,
(В первый раз я скажу тебе: брат).
И уйду далеко, без возврата,
И забуду дорогу назад.
1933

О РОССИИ

Б.А.Подгорному

Я в жизни своей заплуталась.
Забыла дорогу домой.
Бродила. Смотрела. Устала.
И быть перестала собой.
Живу по привычке, без цели.
Живу, никуда не спеша.
Мелькают, как птицы, недели.
Дряхлеет и гибнет душа.
……….
Однажды случайно, от скуки,
(Я ей безнадежно больна)
Прочла я попавшийся в руки
Какой-то советский журнал.
И странные мысли такие
Взметнулись над сонной душой…
— Россия! Чужая Россия!
Когда ж она стала чужой?
………….
Россия! Печальное слово,
Потерянное навсегда,
В скитаньях напрасно-суровых,
В пустых и ненужных годах.
Туда — никогда не поеду,
А жить без нее не могу.
И снова настойчивым бредом
Сверлит в разъяренном мозгу:
— Зачем меня девочкой глупой
От страшной родимой земли,
От голода, тюрем и трупов
В двадцатом году увезли?
1933

ЭЛЕГИЯ

Уже пришла пора элегий —
Спокойных и усталых лет.
К далеким дням любви и неги
Должно быть, возвращенья нет.
И с каждым днем трезвей и строже
Слова, желанья и дела.
Ну что-ж? И я была моложе,
И я счастливее была.
Но все туманней дни и лица,
Хмельнее память бытия.
— Пора, пора и нам проститься,
Пустая молодость моя!
Прости — за жадные желанья,
За все содеянное зло,
За то, что горьким было знанье,
За то, что мне не повезло…
Теперь я знаю слишком много:
Что счастье не прочней стекла.
И что нельзя просить у Бога
Благополучья и тепла.
Теперь — устав в напрасном беге,

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


Золотые миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.