Океан времени - [34]

Чей крик негодованья все же благ —

Врагами николаевской России.

А пушкинской, свободной, кто же враг!

Но слишком очевидно фарисейство:

Не оправдать свободы палачей —

Несовместимы гений и злодейство.

Поэты

Поэтами рождаются, но дельным

Хозяевам, фортуны господам,

Труд неоплатный кажется бесцельным,

Они стихи прощают чудакам.

А те уже поют: когда б не наша мука,

Чего бы стоила вся ваша суета,

Ведь о живых сердцах не говорит наука

Того, чем музыка одна лишь занята.

Но острый карандаш приносит счетоводу

Уверенный доход, а мы для наших жен

Не вымолили бы у целого народа

Кусочек сахару, чтоб меньше был урон,

Который мы, служа невыгодным богиням,

Приносим день за днем и самым дорогим,

И самым трепетным на свете героиням.

И разве вы обязаны не им

Всей Славой чистоты и вещего смятенья

Когорты звучных строф,

Когда не вынесший пренебреженья

Слагатель их не быть готов?

Тогда над цифрами прихода и расхода,

Над всем, что пишется для пользы там и тут,

Слова, чья цель насквозь иного рода,

Останутся: их вознесут.

Мы, как избранники библейские, могучи

В ничтожестве и нищенстве порой,

А ваши истины житейские колючи,

Как проволока в зоне боевой.

Вольны и мы вас презирать: вы сыты

Не только хлебом — властью, но какой?

Нас любят, вас должны терпеть, мы квиты,

Вы деньги копите, мы — опыт вековой.

Священники, чей храм — земля со всем, что живо,

Громоотводами от мировой тоски

Мы быть должны, и мы не учим жить красиво,

Как говорят о музах ваши пошляки.

От обращения с тончайшими из ядов,

Мы сами едкие и временных подруг

Не очень радуем, но клад из кладов —

Единую любовь находим вдруг.

И воплощенное она противоречье

Всему, за чем практический расчет:

Ей наше дорого увечье,

Наш в муках бедности над временным полет.

И как, отомщены мы, парии, царицей,

Пренебрегающей для одного из нас

Надменных баловней всей вереницей,

Но горек наш победы час.

Особенный венок: лавровый, но с шипами,

Ей на чело надев трагической рукой,

Мы поменялись бы впервые с вами

Избранничеством и судьбой.

И вот когда вы нам должны бы, торжествуя,

Такую отповедь произнести:

«Ну что ж, попробуйте из слов и поцелуя

Дворец своей любви священной вознести.

Она горит в лишениях, в чахотке,

И сам ее певец сто раз изменит ей…»

Нет спора, господа, вы правы, и красотки,

Вас обстающие, конечно же, хитрей

Суровой красоты, надменно-неподкупной,

Которая наш крест, не дрогнув, понесла,

Чтоб о своей любви, воистину преступной,

Тем слаще пел фанатик ремесла.

«От случая до случая…»

От случая до случая

Медленно поспешай.

Измучат, как падучая,

Стихи, но сочиняй,

Чтоб сердце за припадками

Стучало: всем, всем, всем.

Но мир с его порядками —

Не Пушкин с опечатками.

И никогда никем

Не будут изменения

Такие внесены,

Чтоб снова дни творения

Очистить от вины,

И мы, живя, сверхгения

Читать обречены

Сквозь наши искажения.

«И вот во Франции перед концом…»

И вот во Франции перед концом

На старости, как в детстве, я учитель.

Стихов писать не смею — воли нет.

В ушах: «Баран, барана, слово, слова»,

Зато, бывает, кто-нибудь из них,

Из этих дев и юношей нерусских,

Так слушает Россию сквозь меня,

Что, вдохновясь, я вижу неслучайность

Моей задачи. Целые века

Великих два народа разделяют.

Звук, сердце, нрав, обычай — все-то здесь

Другое, чем в стране, где я родился,

Но слышу я в моих учениках

Внимание Корнеля и Расина

К великим братьям Севера. Тогда

В себе и я стихию ощущаю

Не нашу и не их, а как бы, взмыв

Над синтаксисом и литературой,

Душа моя душе учеников

Восторг живого братства сообщает

Не приобщением к чужой культуре,

А вестью, что чужого в мире нет.

«Две“ Федры” ставились одновременно…»

Две «Федры» ставились одновременно;

Два автора столкнулись: был один — Расин,

Другой, теперь забытый совершенно,

Прадон…Но победителем тогда остался он:

На деньги знатного вельможи

В том и другом театре были ложи

Разобраны на много дней вперед…

К Прадону весело «валил народ»,

А у Расина в удивленном зале

Места зловеще пустовали.

Приводится и это как пример

Великосветского коварства,

Но если даже герцог де Невер

Не образец, ума и барства —

Конечно, дело, господа, не в нем,

Как не в Дантесе или Геккерене:

Что им понятно в творчестве большом?

В семейной жизни, при дворе, на сцене

Поэта подготовленный провал

Кому желанен?

Расин в опале умирал,

Убили Пушкина… Кому на радость?

Противника случайный пистолет,

Каприз немилосердный властелина —

Все это лишь орудия. Не свет,

А менее заметная пружина

Фигурки те в движенье привела:

Блистательная гения заслуга,

Давя соседей из его же круга,

В них адское питает пламя зла.

«Не говори стремящимся вослед…»

Не говори стремящимся вослед:

«Овчина выделки не стоит», —

Их молодости хочется на свет,

Она уроков злобы не усвоит.

Да ты и сам не ссоришься с землей,

Мы все на станции на проездной:

В нездешнее сейчас умчится поезд,

Твой прах зароют, а душа твоя

Продолжит путь в те самые края,

Где ты уже, на высший лад настроясь,

Бывал — в любви, молитве и стихах…

Открой же молодым свои секреты,

Пусть их не оскорбляет жизни страх,

Пускай запомнят вечности приметы.

Мне трудно без России

Земля и человек и та или другая

Страна, особенно для сердца дорогая,

Чей радует обычай и язык,

Чье имя связывать ты с жребием привык,

Тебе назначенным. Великая утрата —

Остаться без нее… А, может быть, тогда-то