Океан времени - [27]

Лежа на своей постели,

Видит ясно всех других,

Что-то делающих где-то,

И до слез жалеет их

И себя за то и это:

То — на убыль жизнь идет,

И у нас тепло берет

Мир, от нас же уходящий;

Это — настежь неба свод,

Ледяной и леденящий.

«Возвращается ветер на круги своя…»

Возвращается ветер на круги своя,

Вот такими давно ли мы были и сами?

Возвращается молодость, пусть не твоя,

С тем же счастием, с теми же, вспомни, слезами.

И что было у многих годам к сорока —

И для нас понемногу, ты видишь, настало:

Сил, еще не последних, довольно пока,

Но бывает, что их и сейчас уже мало.

И не то чтобы жизнь обманула совсем,

Даже грубость ее беспредельно правдива.

Но приходят сюда и блуждают — зачем? —

И уходят, и всё это без перерыва.

«Сердце, старишься ли ты…»

Сердце, старишься ли ты,

Или в кухне кран открыт —

Что-то мне из темноты

Однотонно говорит

Об утраченных, увы,

О — которых больше нет,

О сиянии Невы

Там, где университет.

И о чем еще? О том,

Что былого не вернуть,

Что уснуть последним сном

Надо же когда-нибудь.

«Затем построен новый дом…»

Затем построен новый дом

С окошками, с дверями,

Чтобы одни рождались в нем,

Других вперед ногами

Отсюда вынесут — в цветах,

На вялых родственных руках.

Увидит скоро новый дом,

Любовь, счастливую вначале

И безобразную потом,

Когда сердца пустыми стали.

Тогда захочет новый дом,

Чтоб человек с высоким лбом

Под самой крышей пел и чах:

Пусть мучится душа живая

О том, что в нижних этажах

Скользит, следов не оставляя.

«Идти, идти, в заботах и слезах…»

Идти, идти, в заботах и слезах,

Но что же мы в природе изменили?

Все так же зимний ветер пыль метет

И леденит фиалки на могиле.

Идти, идти, в заботах и слезах,

Всему на свете узнавая цену,

И все, что погибает на глазах,

И все, что поднимается на смену,

Все равнодушнее, все холодней

Следить и, уставая понемногу,

На жизни убывающей своей

Сосредоточить всю тревогу.

Да, укорачивается она,

И ничего еще не прояснилось…

Стихи закончены, ночь холодна,

В таком-то месте то-то приключилось…

И даже чувствуя за этим всем

Неясный луч какого-то просвета,

Как страшно спрашивать себя: зачем?

И помнить, что не может быть ответа.

«Есть времени бездушный океан…»

Есть времени бездушный океан

С холодными и едкими волнами —

Черты лица и городов, и стран

Он разрушает бережно с годами.

Так жжет его таинственный состав

Разлитый между нами, между всеми,

И кто не знает, что-нибудь начав,

Что силы в нем подтачивает время.

Есть времени кладбищенское дно,

Где всё — забвение, где в вязком иле

Так много затонувшего давно

И где лишь тень того, что мы любили.

И только тень кого-нибудь из нас —

И то, с какими смутными чертами —

Потомка нашего пытливый глаз

Отыщет под холодными волнами.

«Въезжают полозья обоза…»

Въезжают полозья обоза

На синий растресканный лед,

Высокая чайная роза

У теплого моря цветет,

И свечи пылают в соборе,

И крест положили на грудь…

Не эта ли всех аллегорий

Таинственней: жизненный путь.

Он убран снегами, цветами,

И щебнем, и пеной морской,

И бездна у нас под ногами.

Но южного моря прибой,

И по льду скользящие сани,

И голос подруги твоей, —

Тем сердцу дороже — в сиянье

Над гробом зажженных свечей.

«Ни смерти, ни жизни, а только подобие…»

Ни смерти, ни жизни, а только подобие

Того и другого — не только для тех,

Чье солнце — над Лениным, спящим во гробе

(То солнце уж слишком похоже на грех)…

Но так ли уж ярко оно, иностранное,

Над садом у моря, над визгом детей…

И думать нельзя, и загадывать рано.

Земля… Для чего оставаться на ней.

Под бурями века, под едкими ядами —

Всесветная осень, всемирный распад,

И лучшие люди особенным взглядом

Друг в друга, как в черную пропасть, глядят.

«Пора сознаться: до предчувствий…»

Пора сознаться: до предчувствий,

Которыми живет поэт,

До отражения в искусстве

Действительности дела нет.

А наша муза, как чужая,

Скучает у Него в дому

И, всем на свете сострадая,

Помочь не в силах никому.

О ежедневная забота!

Ты на земле всего сильней.

Есть утешительное что-то

В живучей горечи твоей.

«Среди друзей, среди чужих…»

Среди друзей, среди чужих:

«Да что я спорю? Всё равно!» —

Ты шепчешь, вглядываясь в ни..

И, как в раскрытое окно

Дождя и листьев дрожь и звук,

Ты слышишь сердца грустный стук:

«Друг с другом ты, и та, и тот,

Не знать до самой глубины

(Глаза лукавят, голос лжет)

Навек, навек разлучены…»

Как если бы из гроба в гроб

Стучался к мертвецу мертвец,

И призывал, и доски скреб —

Таков у нас язык сердец.

«Друг благодушный, мудрено ли…»

Друг благодушный, мудрено ли,

Цветами, властью и вином

Отгородись от нашей доли,

Твердить о счастии земном?

Нет, ты не прячься, ты попробуй

В чужую долю заглянуть

И даже сам, своей особой,

Хоть день в несчастий побудь.

Да только берегись при этом —

С отчаянья за тех людей

Не стань доверчивым поэтом:

Чем лучше ты, тем люди злей.

«Должно быть, тесно под землей…»

Должно быть, тесно под землей,

Когда лежишь, зарыт,

Но жить не легче над тобой

Зияет и кружит

Простор, огромный до того,

Что лучше не глядеть в него.

И не глядишь, но разве здесь

Без неба, взаперти

Всю боль, и стыд, и холод весь

Легко перенести?

«Свободный до последнего дыханья…»

Свободный до последнего дыханья,

Как эхо, угасал божественный арап.

Почти не ведая, что смерть — этап,

Он как бы говорил живому: до свиданья.

Мучительно и страшно умер Блок: