Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах - [177]

Потеряв из виду «Ниссин-мару», «Варриор» и «Ирвин» направились в западную часть моря Содружества. Мейерсон дал этой области прозвище «Бергвилл», потому что она битком набита айсбергами. Это очень опасное место, и все же Мейерсон решил выключить радар, который помог бы ему видеть приближающиеся айсберги или другие суда. Мейерсон пришел к убеждению, что японцы каким-то образом следили за его судном – по излучению его радара или другим посылаемым сигналам. Каждый раз, когда он натыкался на китобойца, у него возникало впечатление, будто японцы заранее знали о его приближении. «Словно в засаде засели», – жаловался он.

20 февраля, прорыскав несколько суток в «Бергвилле», команда «Варриора» заметила на воде полосу темно-красной пены. Когда в кита попадает гарпун, за животным тянется в воде след из крови и жира. Но эта полоса была намного гуще, содержала больше крови и, похоже, только что появилась. Мейерсон решил, что это смыв с палубы «Ниссин-мару», откуда при разделке туши смывают сотни тонн крови и других телесных жидкостей кита. Не зная, в какую сторону идти по этому следу, Мейерсон выбрал направление наугад – и ошибся. Через час «Варриор» наткнулся на один из китобойцев, который спокойно дрейфовал, как будто поджидая их.

Развернувшись, Мейерсон повел судно в противоположном направлении. Несколько человек стояли на палубе «Варриора» с биноклями, и один из них разглядел-таки клуб черного дыма, выплывший из-за отдаленного айсберга. Если это был выхлоп двигателя плавбазы, то она находилась примерно в миле от них. Было решено поднять в воздух дрон. Мейерсон смотрел из-за штурвала на воду с напряженным терпением кошки, подкарауливающей птичку. Три часа «Варриор» петлял между айсбергами, как слаломист на трассе, но так и не увидел цель. С приближением ночи надежда на успех таяла. Мейерсон, опасаясь израсходовать слишком много топлива, прекратил поиск.

Операция «Немезида» закончилась в марте 2017 г., «Ирвин» и «Варриор» вернулись в австралийские порты. Хотя «Морской дозор» попытался представить положительные итоги рейда, люди с обоих судов сказали мне, что это была одна из их самых неудачных миссий. Реальное ощущение поражения появилось позже.

Пять месяцев спустя «Морской дозор» объявил, что в 2017 г. не выйдет в Антарктику для очередной антикитобойной акции и сосредоточит ресурсы в другом месте. «У японцев есть слишком большое преимущество перед нами, – объяснил мне позднее Мейерсон и добавил: – У них более современные дроны и радары, а также доступ к спутниковым технологиям на военном уровне».

Другая причина, по которой «Морской дозор» отказался от охоты на охотников, состояла в том, что юридический климат изменился, и преследование китобойных судов стало для защитников природы более рискованным делом. В июне 2017 г. Япония приняла спорный антитеррористический закон, который объявил преступным «планирование или осуществление» 277 различных действий, включая организованное и насильственное препятствование деловой активности (за что полагалось до пяти лет тюремного заключения)[364]. Многие поняли, что эта статья закона направлена конкретно против «Морского дозора».

Учитывая произвольность правоприменения на море, активисты «Морского дозора» рисковали быть арестованными и заключенными в японскую тюрьму даже в случае совершения инкриминируемых действий в международных водах. К тому же заранее известно, что их родные страны, не желая ввязываться в дипломатический спор или терять моральное право на арест людей, причиняющих беспокойство их собственным кораблям, не стали бы бороться за их освобождение.

Мейерсон продолжал возмущаться решением Апелляционного суда США, который в 2012 г. запретил активистам «Морского дозора» приближаться к японским китобойным судам ближе чем на 500 м[365]. По словам Мейерсона, это все равно если бы человека, который перед борделем в Камбодже протестовал против вовлечения несовершеннолетних в проституцию, осудили за причинение убытков владельцам борделя. Принятие японского антитеррористического закона весьма опасно подняло ставки. «Уничтожение мира теперь рассматривают всего лишь как торговую операцию, – сказал Мейерсон. – А защиту планеты как терроризм».

Террорист или борец за свободу – двоякость этого взгляда чревата идеологическими и политическими противоречиями как минимум с тех пор, как Спартак поднял оружие против римлян. А в том моральном и юридическом вакууме, который возникает вдали от берега, это различие окончательно теряет четкость. У «Морского дозора» имеются сторонники и хулители; кто-то эту организацию ненавидит, кто-то перед ней благоговеет, и у обеих сторон есть для этого весомые основания. Я сторонился крайних взглядов, но, конечно, понял конфронтационный подход «Дозора» как вызов бездействию тех, кто должен принимать действенные меры.

Мейерсон, гораздо лучше чувствующий себя на передовой, чем в тылу, недолго вытерпел в покое. Из Австралии он полетел домой в Калифорнию, в предгорья Сьерра-Невады. Он провел в море больше 11 месяцев. Его ждала гора писем, и среди них послание от американской юридической фирмы, представлявшей японскую китобойную компанию. Оно было послано уже после того, как Мейерсон отправился в Антарктику, и предупреждало, что как капитан «Оушен варриора» он «будет нести персональную ответственность» за насильственные действия в отношении японских китобойных судов и любое их повреждение. Мейерсон просто разорвал письмо и посвятил несколько недель отдыху и восстановлению сил, после чего позвонил координатору «Морского дозора» и спросил, каким будет его следующее задание.