Океан. Черные крылья печали - [57]

Синьора Полетте была вдовой. Ее муж умер три года назад от инфаркта. После этого женщина зареклась иметь новые отношения. Не в том она была возрасте, да и снова чувствовать боль утраты ей не хотелось. Как говорила женщина, проще одной, нет нужды кого-либо хоронить и оплакивать. Ангелика понимала соотечественницу, но согласна с ней не была. Она всегда считала, что одиночество делает людей несчастными, заставляет их страдать и лить слезы, поэтому всегда избегала его. Сейчас же, лежа на дне лодки, она в который раз убедилась в истинности своих убеждений. Несмотря на то, что в лодке она была не одна, в душе она чувствовала себя одинокой. И к физической боли от ран прибавилась душевная боль, боль человека, тоскующего по дорогим людям, по теплу родного дома, по объятиям любимого человека.

Убежденность Ангелики по поводу одиночества дрогнула, когда она выглянула из-под одеяла и посмотрела на синьору Полетте. Даже в эти трудные минуты женщина не выглядела сломленной в отличие от нее самой, жалкой и страдающей. Даже под одеялом спина этой женщины была прямой, не согбенной, лицо выглядело усталым, но не испуганным, а в глазах горела надежда. Не об этом ли говорила синьора Полетте? Ей нечего терять, разве что собственную жизнь. Нечего, а вот Ангелике…

Ангелика почувствовала, как на глаза набежали слезы, а зубы начали покусывать губы. Нет, в отличие от синьоры Полетте она была слабой. В какой-то момент Ангелике захотелось стать такой же, как эта гордая, сильная женщина напротив нее. Хотя бы на эти тяжелые минуты, точнее часы, что тянулись так долго со времени крушения самолета. Может, тогда ей было бы легче. Но едва Ангелика подумала об этом, ужас осознания кольнул ее сознание. Нет, она не хочет быть сильной. Быть сильной – значит не бояться терять, а этого она боялась. Очень боялась. Потерять любимых людей. Разве может быть что-либо страшнее этого? Лучше уж она будет слабой и беззащитной, но знающей, что люди, которых она любит, живы и здоровы. Она как-нибудь с этим справится. Главное, что она жива. Ей повезло. Она жива. Жива, в отличие от тех, чье тело сейчас находится глубоко-глубоко под водой вместе с самолетом, тех, кто кормит рыб.

Ангелика вытерла рукой слезы с глаз и заставила себя улыбнуться. Ей повезло. Она жива. Это самое главное. Но улыбка сошла с лица, когда она почувствовала, как к горлу подкатила тошнота, грозя вывернуть наизнанку желудок. Она потянула носом воздух, будто хотела глотком свежего воздуха утихомирить приступ, но воздух оказался каким-то странным, гнилостным. Ее затошнило сильнее. Новый позыв к рвоте заставил ее отбросить в сторону одеяло, скривиться от боли, вызванной резким движением, и перегнуться через борт, чтобы не запачкать лодку собственной блевотой. Ее вырвало, затем еще раз. Перед глазами плясали волны, плясало бело-желтое пятно рвоты. Несмотря на холод, тело ее взмокло. Со странным отрешением Ангелика смотрела на воду, чувствовала, как качается лодка на волнах, как сознание и тело охватывает апатия. Она хотела разозлиться на себя, на свою слабость, из-за которой на нее сейчас смотрят как на ненормальную, но не смогла. Слишком вялой и безразличной она стала, чтобы злиться. Хотелось снова спрятаться под одеяло и лежать там маленькой серенькой мышкой.

Тлетворный запах снова настиг Ангелику. Желудок девушки скрутили такие сильные спазмы, что она едва не вылетела за борт, ринувшись к борту, благо успела ухватиться за спасательный леер, протянувшийся с наружной стороны борта. Казалось, еще миг, и желудок выскочит наружу через рот. Спазмы содрогали ее тело, но кроме горстки слюней на ее губах ее тело ничего не могло больше исторгнуть. Желудок был пуст. Все что она съела в самолете, все это теперь плавало в стороне от лодки.

Рядом с Ангеликой возник Алессандро, взял ее за локоть, помог сесть. Встревоженные глаза что-то принялись искать в затуманенных глазах девушки. Ее тело била сильная дрожь. Взгляд смотрел и не видел.

– Тебе стоит выпить вот это, – Алессандро протянул Ангелике таблетку.

– Что это?

– Это поможет тебе справиться с морской болезнью.

Дрожащей рукой Ангелика взяла из рук Алессандро таблетку и сунула в рот. Кто-то протянул сосуд с водой. Ангелика влила в рот воды и проглотила таблетку.

– Теперь тебе надо лечь, – сказал Алессандро. – Но сначала было бы неплохо тебе сменить одежду. Ты можешь простудиться.

– У меня нет запасной одежды. Моя сумка с одеждой сейчас где-то на дне океана.

Алессандро приложил ладонь ко лбу Ангелики.

– У тебя температура. Давай раздевайся, – велел Алессандро.

– Нет, – Ангелика мотнула головой. – Мне не во что переодеться.

– Ничего страшного. В спасательном комплекте имеется еще несколько одеял. Замотаешься в сухое одеяло. Мокрое пусть просохнет вместе с одеждой.

– Нет. Я не буду раздеваться.

– Эй, хватит из себя девочку строить, – вмешалась Эбигейл. – Для тебя же лучше будет.

Алессандро был прав. И Эбигейл была права. Ангелика это понимала, но раздеваться перед мужчинами не хотела, особенно перед Винченцо. Даже сейчас она видела, с каким интересом он смотрит на нее, надеется все же увидеть ее голой. Даже в таких ужасных условиях у него, видимо, было только одно на уме.