Охридский пролог - [5]

В сентябре 1951 года владыку Николая пригласили преподавать в русской семинарии при монастыре Святителя Тихона Задонского в Пенсильвании, где он излагал Догматическое и Пастырское богословие. С осени 1955 года, после смерти ректора, епископа Ионы, преосвященный Николай единогласно был избран ректором семинарии, на этой должности его и застала смерть в 1956 году.

Вблизи монастыря, в живописной окрестности над обрывом и малой рекой, впадающей в лесное озеро и потом бегущей к едва заметным в долине горам, находился белый двухэтажный дом, в котором владыка Николай провёл свои последние годы. Иногда к владыке приезжали за мудрым советом сербы из Нью-Йорка и других мест. В сиротском приюте, находящемся в километре от монастыря, они справляли сербские славы[21] с участием преосвященного Николая. Сиротским приютом при монастыре управлял русский эмигрант о. Сергий Семенин, его семья состояла из матушки и двух дочерей, Марии и Киры. Они приехали из Югославии, и владыка Николай относился к ним с особым вниманием и любовью. Старец, бывало, по два-три раза в день приходил к ним на 15–20 минут выпить чашечку кофе. Владыка любил ходить пешком и размышлять на ходу, по сельской привычке он в день с лёгкостью преодолевал по 5–6 км. Все члены этой семьи оказывали особое почтение и гостеприимство владыке: готовили ему специальные сербские блюда, исполняли всевозможные поручения, собирали посылки на его родину и главное — радушно принимали всех посетителей владыки: давали помещения для общей трапезы и помогали в подготовке Славы. А при малейшем заболевании владыки Николая вся семья отца Семенина заботилась о нём.

В семинарии владыка исполнял свои должностные обязанности с любовью и вниманием. Его лекции удивляли глубиной и сердечностью, пламенной верой, необычной ясностью и простотой, которая напоминала об огромном знании и религиозном опыте преподавателя. Владыка Николай умел воздействовать на молодёжь и привлекать к себе не только внимание слушателей, но их сердца. Чуткий и совестливый, владыка Николай был весьма снисходителен к студентам. Он ценил только свободное преуспевание ученика и был далёк от всякого принуждения. Подобные меры были чуждыми его духу и противны его доброй природе. Его келия всегда была открыта для студентов, каждому он готов был дать совет, все необходимые объяснения, а часто и требуемую защиту. Сами воспитанники умели высоко ценить такое к ним отношение наставника, а позднее и ректора, многие почитали его как родного отца.

Кроме учительского труда владыка Николай за время пребывания в стенах Свято-Тихоновской духовной семинарии много времени и внимания посвящал богослужению и проповеди. Каждое воскресение или праздничный день владыка Николай проповедовал на русском и на английском языках. Проповедь на английском языке была нужна, поскольку большинство монастырских прихожан были простыми фермерами, давно прибывшими в Америку или уже там рождёнными, поэтому они не знали русского языка. Владыка Николай, проповедуя на Евангельские темы, делал мудрые выводы и поучал верующих в современной жизни. Обязательно говорил проповедь и один из старших студентов семинарии по очереди. Последние два года владыка сам подготавливал проповедников, взяв на себя и третий предмет «Омилетику[22]». Владыка назначал студенту тему будущей проповеди, проверял план и готовый текст. Тогда только владыка допускал студента проповедовать в храме и так студенты старшего курса семинарии поочерёдно проповедовали.

Свободное время от преподавания владыка посвящал научной работе и писательству. Богословский труд представлял для него потребность, без которой он не мог чувствовать удовлетворения. Часто бывало так, что он писал одновременно несколько работ. Владыка Николай оставил после себя богатое духовное наследие. Но, к сожалению, до сих пор оно не собрано, так как разбросано по всему миру на разных языках. Велика была милость Божия к архипастырю и молитвеннику: каждый год издавались его новые книги. Он писал на сербском, русском, английском и немецком языках. Его рабочий стол был окружён кипами рукописей, он не любил печатную машинку и избегал надиктовки. Писал сам, чётко и разборчиво. Много времени уходило и на переписку с людьми со всего света, обращавшимися за советом, благословением, одобрением. В последние годы своей жизни владыка всё больше внимания уделял Сербскому делу и предавался молитве в своей келии. Известно, что владыка был не только истинным, но и храбрым патриотом. Поэтому он болезненно переживал вынужденное удаление от Родины. Однажды в тоске по Отечеству владыка посетовал, что у него нет фрýлы, на которой он любил играть с детства. Сразу написали письмо епископу Призренскому Владимиру (Рáичу) и вскоре получили от него фрулу, которую смастерил один из почитателей владыки Николая. Когда передали фрулу владыке, он обрадовался как ребёнок, ведь она была из дорогого его сердцу Отечества. Старец-владыка, подобно Ветхозаветному Иувалу (Быт. 4:21) или Роману Сладкопевцу, играл на фруле и плакал о Родине.

5 марта (или 18 марта по н. ст.) 1956 года владыка Николай должен был служить в монастырском храме. В определённое время зазвенел колокол, все были готовы к встрече владыки, но он не появлялся. Тогда игумен отправился к дверям келии владыки и постучал, ответа не последовало. Тогда он силой открыл двери и увидел, что владыка Николай почил. Он лежал на полу, в руках его были чётки, подаренные русскими монахинями.