Охотники за привидениями - [15]

- Давайте пойдём ко мне, а то Головастов сейчас поднимется. Правда, дед дома, но он ночью всегда спит как убитый.

Ухитрившись не попасться на глаза Головастову, ребята расположились в комнате у Дон-Жуана. Катя присела на диван, Дон-Жуан рядом с ней, Паша прилег на кровать, а оба близнеца разместились на ковре, прислонившись спинами к стене.

Призрак неслышными шагами прохаживался по комнате. В начале своего рассказа он ходил медленно, потом все быстрее и быстрее, а под конец уже метался, как тигр в клетке. Вот его рассказ. Приводим его целиком.

РАССКАЗ ПРИЗРАКА

Я из рода князей Багрятинских. Наш род всегда был славен, но невезуч. Не преувеличу, если скажу, что не было войны, на которой не сложил бы голову кто-нибудь из моих предков.

Родился и вырос я в большом родовом имении Березово под Орлом. Я был единственным сыном своих родителей и ни в чем не знал ни отказа, ни ограничения. Родители безумно любили меня, дали мне отличное домашнее воспитание и мечтали определить меня на гражданскую службу. Однако у меня душа не лежала протирать штаны в судах или канцеляриях. С детства я мечтал о другой службе во благо царя и отечества - службе военной. Я воображал, как хорошо будет сидеть на мне военный мундир, как под звуки трубы я буду нестись в атаку, как ночью у костра стану курить длинную трубку с янтарным мундштуком и танцевать на балах кадрили с уездными барышнями.

Родители долго противились моему намерению, опасаясь препоручать мою жизнь превратностям военной службы, но под конец уступили и определили меня в Лейб-гвардии Петровский гусарский полк.

Поначалу служба моя в полку складывалась удачно. Я был баловнем судьбы, товарищи любили меня, начальство ценило и в каких-нибудь пять-семь лет я уже основательно продвинулся и стал майором.

Как-то один из товарищей пригласил меня в дом графа R., в котором велась крупная карточная игра. Надо сказать, что я не считал себя азартным игроком и, хотя играл иногда, но всегда мог вовремя остановиться и не проиграть больше, чем было бы разумно при моем небольшом состоянии.

Первую часть вечера я вообще не садился за стол, а прохаживался вокруг него, наблюдая как в одну минуту составляются и разлетаются в пыль целые состояния.

Серьезных игроков было трое. Первый - хозяин дома граф R., человек абсолютно лысый, с мешками под глазами. Его лицо во время игры было неподвижно. В карты он смотрел пристально, словно хотел пробуравить их насквозь, и лишь крупные капли пота выступали у него на лбу. Карточная игра была его страстью. Мне казалось, что он проигрывает и выигрывает огромные суммы не ради самих денег, а подчиняясь лишь страсти.

По правую руку от графа R. сидел молодой богатый повеса Оверков, видимо, примчавшийся сюда прямо с бала. Теперь его накрахмаленная манишка была сбита набок, а рукава фрака испачканы мелом. Он проигрывался в пух и прах, и уже, по-моему, потерял счет своему проигрышу. Желая отыграться, он всякий раз шел ва-банк и только увечивал сумму своего долга. Мне казалось, что, потеряв голову, он играет глупо и неосторожно.

Третий игрок, узкогрудый сгорбленный грек Фесандопулос был похож на черного ворона. Его кожа ссохлась, ее бороздили морщины и лишь нос обозначался на лице словно клюв хищной птицы. Этот Фесандопулос был темной лошадкой, о нем никто ничего толком не знал. Известно было лишь, что у него огромное состояние, он карточный игрок и порой снабжает повес из хороших семейств деньгами под большой процент.

Играл Фесандопулос небрежно, едва ли не с брезгливостью притрагивался к картам и лишь мельком взглядывал на них своими потухшими глазами. Однако удача шла к нему широким потоком. Возле него возвышалась уже пухлая кипа ассигнаций, а вымушторованный лакей - настоящее изваяние, а не человек - стоя за его стулом, сгребал золотые монеты особой лопаточкой.

Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали. Только порой, когда Оверков в полном отчаянии сжимал виски или, в момент, когда карта его бывала биты, из груди его вырывался стон, глаза старика вспыхивали, словно погасшие угли, на которые подули свежим воздухом. Казалось, немощная старость, уже почти повисшая над могилой, торжествовала и радовалась унижению юности.

Наконец наступил момент, когда ни граф R., ни молодой человек не могли больше поддерживать игру, и оба одновременно встали из-за карточного стола.

- Нынче вечером удача явно на вашей стороне, господин Фесандопулос! Если я и отыграюсь, то не в этот раз, - сказал граф R, доставая из шкатулки деньги и выплачивая свой проигрыш.

Затем тяжело ступая и морщась от подагры, граф R. отправился в залу.

- С вашего позволения я отдам свой долг завтра утром. Мне надо побеседовать с управляющим. А сейчас позвольте откланяться, - с трудом выговорил Оверков и быстро, ни на кого не глядя, направился к выходу. Наутро я узнал, что он не смог выплатить всей суммы и застрелился.

За карточным столом остался один Фесандопулос. Он сидел напротив свечи, а вокруг на столе лежали пухлые ворохи ассигнаций и столбики золотых монет. Его потухшие глаза - я вдруг это заметил - были устремлены на меня.