Охотники и ловцы рыб - [50]

— Что?

— Отвести ее в храм. Не в какую-нибудь местную базилику, она ее может испугаться, а в Любавин родной, русский храм. С крестом в основании и куполом сверху.

— Понял. Ближе всего Червенские земли. Придется немного изменить путь.

Глава двенадцатая

Наконец, впереди, на холме среди березок показались маковки русской церквушки. Всеслав с Сольмиром повели к храму Любаву. Хорошо, что та была послушной. Только есть отказывалась, а других трудностей спутникам не создавала. Но церковь оказалась заперта. Всеслав отловил местную бабу, выяснил, где домик священника, и решительно потащил туда растерявшегося Сольмира и Любаву.

Дородный темноволосый батюшка с густой окладистой бородой спокойно наслаждался послеобеденным сном, когда к нему вломились два измотанных, озлобленных воина и однозначно малахольная девица.

— Батюшка, мы по очень важному делу, — холодно обратился к священнику Всеслав.

Бросив всего один взгляд в ледяные глаза заговорившего с ним воина, батюшка понял, что если он попробует его выставить, то, как бы его мирный послеобеденный сон не перешел в сон вечный. Делать было нечего. Он сел на скамье, зевнул и задумчиво почесал бороду. Любава по укорененной еще в детстве привычке подошла под благословение. Всеслав с явным недоверием в холодных серых глазах изучал очень приземленного русского попа. Рубаха, в которой тот почивал, перед тем, как к нему ворвались нуждающиеся, не скрывала дородности его телес.

— Мою невесту нужно приобщить Святым Тайнам, — вполне грамотно сказал воин, решившись. — Мы пережили тяжелый бой, она потеряла дорогих людей, и с тех пор вот в таком виде.

— Мне бы исповедаться, — тихо проговорила Любава. В ее взгляде промелькнула болезненная тревога. — Я убила воина…

— Да куда тебе, — с досадой вмешался Всеслав. — Это я его убил. И ничуть не жалею. Хотел бы жить — сидел бы дома. Не ходил бы грабить чужие земли.

В Любавиных глазах тревога снова сменилась пустотой и рассеянностью.

— Так-так, — неопределенно сказал батюшка, окидывая девушку быстрым взглядом.

— Батюшка, меня крестили перед тем боем, но мой наставник погиб, — нерешительно проговорил Сольмир, складывая руки так, как только что сделала Любава, и благоговейно подходя под священническое благословение. — Может быть, вы преподадите мне наставление. И нам бы отслужить заупокойную службу по убитым монахам…

— Да, дела-а-а, — неторопливо протянул священник, нашаривая поршни под лавкой, обуваясь и вставая. — Идите, подождите меня возле храма. Я сейчас подойду.

— Я не пойду в храм в таком виде, — внезапно уперлась Любава. — У меня голова не покрыта.

— Накинь край плаща на голову, — с необычайной для него мягкостью ответил Всеслав, потянувшись к девушке, чтобы расстегнуть ей фибулу на плаще.

— Я принесу платок, — вмешался батюшка. — Идите.

В храм вместе со священником вошли Сольмир и Любава. Всеслав остался ждать снаружи. Под кровлей сонно ворковали голуби, вдали куковала кукушка, где-то кукарекали петухи. Над цветами клевера сонно жужжал шмель. Всеслав ждал, не особенно на что-то надеясь, но все же ждал чего-то, толком сам не зная чего.

Потом двери храма медленно раскрылись, первым наружу вышел батюшка и сделал шаг в сторону. Следом вышла Любава с покрытой платком из небеленого льна, головой. И Всеслав, не помня себя, медленно поднялся с пенька, на котором сидел. Да, Любава была в слезах, слезы до сих пор висели на кончиках ресниц и медленно катились по щекам. Но… но девушка молча смотрела на него сквозь пелену слез вполне осмысленным взглядом.

— Ничего особенного, Всеслав, но… — подсказал ей сзади Сольмир.

— Ничего особенного, Всеслав, — повторила за ним Любава и грустно улыбнулась, — но мы попросили батюшку, сходить к нам в лагерь, преподать Тайны Творимиру.

— Еще и пособоруем раненого, — известил Всеслава батюшка басом, радуясь чуду, в котором он сейчас был участником и наслаждаясь потрясением недоверчивого воина.

Всеслав сделал несколько шагов вперед, схватил Любаву за руки, и так и застыл, глядя ей в глаза с непередаваемо изумленным выражением лица, всей душой благодаря этого Христа, который так по-хозяйски вернул на место душу его любимой.

— Можешь ее поцеловать, — разрешил батюшка, глядя, как суровый воин счастливо прижимает руки своей рыжеволосой невесты к своему лицу, — в щечку. И пошли уж.

Но ошеломленный Всеслав не стал целовать невесту при всех. Молча развернулся и пошел вперед, показывая дорогу.

— Есть ужасно хочется, — тихо пожаловалась ему в спину Любава.

Конечно же, в тот день они уже никуда с места не сдвинулись. После соборования пришел в себя Творимир. Сольмир с Негорадом принялись пересказывать ему последние события. Даже о смерти своего лучшего друга Рагнара тот еще не знал. Любава не стала слушать горестный пересказ последних событий, ушла в лесок, окружавший их лагерь. Всеслав, подождав немного, отправился за ней.

Новгородка сидела, закатав штанины, опустив босые ноги в воду мелкой речушки, любуясь желтыми кувшинчиками цветущих кубышек, веточкой осины вяло отмахиваясь от насекомых. Маленькие рыбки ласково покусывали ей пальцы ног. Почему-то они резвились там, где ручей впадал в речушку, если, конечно, не отвлекались на покусывание Любавиных пальцев. На берегу тихой речушки девушку и нашел Всеслав. Она обернулась на шорох, он увидел в ее глазах и радость и нежность. И только теперь полное понимание произошедшего затопило его сознание малопереносимой радостью. Он стремительно опустился рядом с Любавой на берег, обнял хрупкую девушку, перекинул ее к себе на колени и принялся жадно целовать ей лицо и шею, шепча в промежутках между поцелуями не слишком связные ласковые слова.