Охотник Зеро - [2]
Моим воспитанием занималась бабушка: она купала меня, одевала, завивала мне щипцами волосы, выводила меня в свет, другими словами, на рынок или в нашу церковь, где она выступала в роли одной из главных благотворительниц нашего прихода. Я молча сносила все ее заботы и желания. Это была сильная женщина, высокорослая, широкоплечая, с необъятной грудью и пухлыми губами. Если считать ее перманент, то ростом она была чуть выше дедушки. Все вокруг буквально терялись на ее фоне. Хотя она слыла респектабельной дамой, которую каждый торопился поприветствовать при встрече, у меня с детства было смутное ощущение, что от нее веет грубой, простонародной силой, особенно, когда, потупив взор, я видела перед собой бабулины крупные ступни, кривые до ужаса, плод ее любви к узким остроносым туфлям. Лишенная нежных чувств, бабуля уверенно шагала по жизни на своих искалеченных ногах, принесенных в жертву красоте, и вела нас за собой, как настоящий полководец. Наверное, от нее я и унаследовала свой сильный характер.
Пока я не пошла в школу, два раза в неделю я должна была сопровождать бабулю в церковь на мессу, в пятницу и воскресенье. По воскресеньям мы приходили раньше всех. Бабушка придирчиво осматривала букеты, которыми украшали пространство перед алтарем. За спиной у меня нарастал шум голосов и грохот сдвигаемых скамеек. Но вот взрывался басом орган, от звуков которого по моему позвоночнику бежала мелкая дрожь. Неф внезапно озарялся ангельским светом, блики которого падали на торжественную процессию священников, шествовавших по центральному проходу собора под размеренный стук размахиваемого кадила. Непередаваемые ощущения. Запредельные ощущения, когда они повторяются каждое воскресенье снова и снова. Казалось, надо мной каждую неделю разверзаются небеса. Пожалуй, тогда я впервые услышала этот странное жужжание, звуки приближающегося охотника. С одной из колонн на меня устремил взгляд склоненный лик огромного Иисуса из крашеного дерева. Он просто дремлет, подумалось мне, терпеливо ожидая, когда закончится эта суета сует вокруг него. Как мама, думала я.
По пятницам мы сидели в церкви, окруженные статуями, которые дрожали в мерцающем свете свечей. Прихожан в этот день собиралось немного, истинные христианки, все сплошь пожилые дамы, кроме меня, конечно. Благочестивую тишину нарушал лишь приглушенный шепот, который тут же прерывался, словно устыдившись самого себя. Преклонив колени, я молилась, перебирая четки, за мою мамочку. Если я буду хорошо молиться, думала я, то она обязательно выздоровеет. Ты — мне, я — тебе. Этому я научилась от бабушки. Если будешь хорошо себя вести, я почитаю тебе «Козочку господина Сегена». Я всегда вела себя хорошо. Единственные мои глупости случались лишь из-за моей неуклюжести. У меня всё валилось из рук: мыло, тарелки, мясо с тарелки. Я возвращалась из церкви и уже представляла, как мамочка стоит на пороге, поджидая меня, на ее красивом посвежевшем лице играет задорная улыбка, она берет меня за руку и ведет далеко, далеко-далеко, где мы будем жить с ней вдвоем в ярком солнечном мире. Но, наверное, я молилась недостаточно усердно, поскольку она так и не вышла на порог. А охотник уже готовился к взлету, разрезая лопастями туманную свежесть раннего утра.
Наша большая квартира казалась мне ужасно огромной. Кроме кухни, она всегда была вся погружена в полумрак. Большущая, громадная гостиная, четыре просторные спальни, одна из которых служила кабинетом дедушке. Но самое главное — был еще бесконечно длинный темный коридор. Он всегда внушал мне ужас, до самого последнего дня, когда порог нашего дома переступили его новые владельцы. Когда я была маленькой, я продвигалась по нему с такой опаской, будто меня забросили в черный тоннель, свет в конце которого я никогда не увижу. Я еще не дотягивалась ни до выключателя, ни до ручки дверей и шла на ощупь, приклеившись к стене. Лишь дойдя до поворота, когда становилась заметной узкая полоска света под дверью кухни, я облегченно вздыхала. Вся мебель у меня в спальне была взрослая, над кроватью висел огромный балдахин, а на окнах висели массивные шторы из фиолетового бархата, вечный траур. Единственным светлым пятном был коврик перед моей кроватью. Не знаю почему, но все шкафы в квартире были заперты на ключ. Связка ключей была всегда пристегнута у бабули на поясе и грохотала в такт ее шагам.
Однажды она заперла меня в чулане в наказание за то, что я разбила хрустальную вазу. Я сидела в кромешной темноте среди метелок и полотеров. Мне вдруг вспомнились Гензель и Гретель, детишки Святого Николаса, запертые в кадках для засолки мяса. И меня обуял такой страх, что я заорала, как резаная. Впервые, пожалуй, в квартире на улице Биенфезанс раздались громкие звуки. И, вот чудо, от крика мне стало легче. Бабуля колотила в дверь: «Ты заткнешься наконец?!» Крик составил мне хорошую компанию. Я с придыханием вслушивалась в оттенки своего голоса. Я открывала его заново, пораженная его неожиданной мощью и многообещающей властью. Я кричала, я орала что есть сил, и где-то внутри меня зарождалась мощная горячая волна, окатывая меня новым для меня блаженством, бьющим через край моих губ. То, несомненно, была волна ненависти против черствой и жестокой женщины, что упрямо не желала открывать дверь. По обе стороны двери стояли две непримиримые армии, которые яростно сражались за победу над ненавистным врагом. Но военного опыта у меня было поменьше, а резервов в тылу организма не нашлось. Мой голос треснул, и я рухнула в изнеможении на пол. Бабуля открыла чулан лишь тогда, когда за дверью затих последний звук. Я лежала, распластавшись, на полу и наотрез отказывалась вставать. Она схватила меня за руки и потащила в спальню, где мне пришлось заснуть, так и не дождавшись ужина. С тех пор я никогда не кричала.
Ирен, археолог по профессии, даже представить себе не могла, что обычная командировка изменит ее жизнь. Ей удалось найти тайник, который в течение нескольких веков пролежал на самом видном месте. Дальше – больше. В ее руки попадает древняя рукопись, в которой зашифрованы места, где возможно спрятаны сокровища. Сумев разгадать некоторые из них, они вместе со своей институтской подругой Верой отправляются в путешествие на их поиски. А любовь? Любовь – это желание жить и находить все самое лучшее в самой жизни!
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Психологический роман, рассказывающий о страшной судьбе мальчика по имени Людовик, не знавшего никогда отца и отверженного своей матерью. С невероятным эмоциональным накалом и талантливостью писатель проникает в душу героя и показывает, как варварские предрассудки, царящие в провинциальной среде, приводят к трагедии.
Блестящая ироничная пародия на современное искусство, в которой сочетаются и легкий детектив, и романтичная любовная история, и эксцентричная философская притча о красоте, свободе и морально-этических нормах в творчестве.Считая себя некрасивым, а потому несчастным, молодой человек решает покончить жизнь самоубийством. Но в решающий момент ему на пути встречается художник, страдающий манией величия. Он предлагает юноше купить его тело и душу, чтобы сделать из него живую скульптуру, что принесет им обоим всемирную известность.
В безмятежной деревушке на берегу дикого острова разгораются смертельные страсти. Прекрасный новый мост, связавший островок с материком, привлек сюда и многочисленных охотников за недвижимостью, желающих превратить этот девственный уголок природы в туристический рай. Но местные владельцы вилл и земельных участков сопротивляются. И вот один из них обезглавлен, второй умирает от укуса змеи, третья кончает жизнь самоубийством, четвертый… Это уже не тихий остров, а настоящее кладбище! Чья же невидимая рука ткет паутину и управляет чужими судьбами?Две женщины, ненавидящие друг друга, ведут местную хронику.
Роман «Битва» посвящен одному из знаменательных эпизодов наполеоновского периода в истории Франции. В нем, как и в романах «Шел снег», «Отсутствующий», «Кот в сапогах», Патрик Рамбо создает образ второстепенного персонажа — солдата, офицера наполеоновской армии, среднего француза, который позволяет ему ярче и сочнее выписать портрет Наполеона и его окружения.