Охотник за головами - [2]

Травница

Год 1382-й от смерти Мученика,

побережье Северного моря,

Доккенгарм

Ноги сами несут тебя вперед. Быстрее, быстрее, беги, беги, пока можешь. Не можешь, тогда иди, ползи на коленках и животе, катись колесом под горку. Двигайся, если хочешь остаться в живых. Что… Что?!! Треск за спиной, недалеко, ближе, чем думалось!!! Вороний грай, черные точки вверх, взмахивая крыльями, тонкие ветки подлеска ходуном, из стороны в сторону. Быстрее, сколько есть сил, ну же, ну!!! Юбка давно распорота одним ударом ножа посередине и все равно мешается. Хлещет по ногам, норовит загнуться внутрь, запутаться за коленями, сколько ни придерживай ее руками. Красные башмаки из искусно выделанной козлиной кожи скользят, ведь недавно здесь нещадно хлестали тугие струи дождя. Колотится в груди, остро колет в боку, но не остановиться… вперед, вперед!

А сзади нарастает треск, разлетаются под ногами сухие ветви и сучья. Преследователи не скрываются, бегут именно за тобой. Неудержимые в своей жажде и этой погони, и ее финала. Треск идет по пятам, ломится через сухостой и молодой ельник, как сильный и быстрый зверь, который ни за что не отпустит жертву. Он рвется вперед, поводя чутким носом, ловит страх, пот, желание жить… и идет по следам. Неотвратимый и догоняющий.

Корень вяза, такой незаметный, подло и предательски торчит над землей. Носок башмака, длинный, модный, входит как раз под него. Тело само делает рывок вперед, не успевая остановиться. Стопу и чуть выше ее рвет короткий огненный укус боли, земля сильно бьет в колено и выставленные руки. Острый скол небольшого сучка пропарывает кожу на правой ладони, но это не важно, вовсе не так важно! Важнее мокрая после недавнего дождя глина, листья и трава, устилающие пологий склон оврага внизу. Таких здесь не так уж и много, но именно этот оказывается прямо на пути. Тщетно пальцы пытаются ухватиться за что-то, тело сопротивляется, но не может ничего сделать.

Скольжение по шуршащим листьям перерастает в полет. Отрывает от склона, бросает вверх и вперед. Внутри все сжимается, рвется, разлетается в стороны и поджимает к самому горлу. Краткий-краткий миг без веса, без ощущения себя, пока спина с хрустом не встречается с землей. Воздух разом вылетает наружу вместе с то ли криком, то ли хрипом. Темнота.

– Папа, папочка, что я наделала?.. Не верь ему… папа?

Тук-тук-тук… что это? А это собственное сердце стучит и отдается в голове ударами молотка по гвоздям, клювом дятла по коре, падающими по крыше редкими тяжелыми дождевыми каплями. Голова кружится, даже если не встаешь, лежишь на отбитом боку. И яснее ясного, что надо сесть, попробовать сесть! И тут же возвращается боль, подло, неожиданно. И острой своей пастью, гниющими и загнутыми клыкам – цоп за ногу! Господи, как же больно, до слез на глазах больно. Всхлип сам собой выходит промеж губ, тонкий, как скулеж у слепого щенка, оставшегося без мамки. А встать бы, надо бы встать… что это?!! Быстрее, вон туда, в кусты, там темно, там шипы, не увидят, не заметят, жить, Господи, жить-то как хочется. Шорох, шелест, скатываются по склону комья земли, мешаясь с кучками уже сухих листьев, ветками, камнями. Все? Неужели все? Липкими дорожками пот катится по спине, бокам, по животу, груди. Волосы лезут в глаза, и слезы горохом, злые, от отчаяния и слабости. Не хочу, не хочу-нехочунехочунехоч… МАМА!..

Шаги практически не слышны. Мягкие сапоги на толстой кожаной подошве без каблука останавливаются перед ее глазами. Даже не сапоги, так, что-то похожее на высокие и очень толстые чулки, с завязками крест-накрест по голени и икре. Выпушка на отворотах сверху, шерсть густая, серая с темными крапинками. Сапоги все в грязи, жирной, черной и липкой. И еще одни подходят чуть сбоку, останавливаются, лениво переминаются, перекатываясь с пятки на носок и обратно. Их хозяева молчат, дышат спокойно, практически не сбиваясь. Первый садится. Протягивает руку, обтянутую кожаным наручем, с торчащими по предплечью до самого локтя острыми шипами. Боль в ноге отступает перед тем, как рука вытягивает вверх ее голову. Резко, до крика, до жгуче настоящего ощущения срывания кожи с волосами.

Взгляд сталкивается со взглядом. Страх, боль и дрожь против ледяной уверенности, злобы и насмешки. Совсем молоденькая, испуганная, одинокая девушка и варгер, один из тех, кто приходит незваным. Вымазанное вытопленным жиром с белой глиной и сажей лицо, стянутые в пучок длинные волосы, запах въевшейся крови и страдания. Безумие в выкаченных белках, криво дергающиеся в постоянной ярости темные губы. Человек-зверь, страх предгорий, смерть на двух ногах. Он смотрит в ее глаза, скалится, показывая черненые и подпиленные зубы, тянет голову к себе. Дрожь, миг до осязания друг друга, крик. Зубы впиваются в губы, прокусывают, рвут. Стоящие рядом двое других варгеров довольно смеются. Но все это недолго. Конец близок.

Жизнь цепляется за все, что возможно. Жизнь не хочет уходить за просто так. Пальцы с обломанными ногтями вонзаются в мокрую грязь, стараются оттащить тело от страшной черной фигуры, но тщетно. Стремительный бег, готовое разорваться сердце, все осталось позади, все бесполезно.