Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [30]
Вышеупомянутое Моровское дело (Швеция, 1669 год) – один из ярких тому примеров. Оно поражает масштабом массовой истерии, с которой власти хотели, но не смогли справиться. Сам король Карл XI попытался приостановить цепочку обличений. Он предписал комиссии обойтись без заключений в тюрьму и пыток, обвиняемые должны были искупить свою вину молитвами. Но когда комиссия собралась, явилось три тысячи граждан, чтобы послушать проповеди и помочь следователям. Поток показаний детей, оговоров и даже самооговоров, а также «достоверные» описания шабаша и присяги дьяволу – переубедили комиссию.
Уже на излете охоты на ведьм, когда судебные разбирательства стали более мягкими и редкими, происходило множество линчеваний. В 1704 году в Питтенвиме (Шотландия) толпа линчевала самым изуверским образом бежавшую из тюрьмы Дженет Корнфут, которую обвинил в околдовывании одержимый подросток. Магистрат даже не попытался вмешаться и приостановить расправу, а священник отказал в христианском погребении (Роббинс, 1996, с. 315–317). За несколько лет до этого, в 1700 году, другая «ведьма», после пятимесячного одиночного заключения в темнице, пыток и уплаты штрафа, была освобождена. Но женщина не смогла вернуться в родной город до самой смерти, так как местное население не приняло столь лояльного решения судей (там же).
Официально последняя ведьма в Англии была казнена в 1682 году, но в 1751 году власти Тринга не смогли уберечь от самосуда толпы пожилую пару Осборнов, которых посчитали колдунами; правда, власти расследовали этот случай самосуда, и зачинщик расправы был обвинен в убийстве и казнен (там же, с. 300).
Водяная ордалия. Иллюстрация к английскому памфлету (1613)
Самосуды, доносы, лжесвидетельства, жалобы на ущерб, причиненный порчей, – это отнюдь не полный перечень инициатив, идущих «снизу».
В некоторых районах Германии (области Саара и Мозеля) в деревнях действовали особые институционально оформленные общественные органы, выявлявшие ведьм и предававшие их в руки властей. «Сельские инквизиции» вырастали из традиций деревенского самоуправления, члены этих комитетов избирались на общих собраниях мужчин, которые, как и большинство сходок, проводились под каким-нибудь деревом. Каждый мужчина, став членом такого комитета, облекался особыми полномочиями, он имел возможность и свести счеты с соседями, и показать себя борцом за чистоту веры. Задачей деревенских инквизиторов было собрать улики и свидетельства очевидцев, задержать подозреваемых, а также уладить все дела с оплатой судебных издержек (Е. Лябуви, В. Руммель – см. об этих исследованиях: Шверхофф, 1996, с. 317).
Г. Шверхофф замечает, что исследование архивных материалов, отражающих деятельность этих комитетов на всех стадиях процессов, вплоть до пыточных камер, «сильно отрезвит романтика, который видит в коммунальных традициях оплот демократии и сопротивления репрессиям властей» (там же, с. 318).
Историки, писатели, публицисты, пытаясь разобраться в трагедиях далекого и совсем недавнего прошлого, связывают их прежде всего с теми, кто стоял у кормила власти и был идейным вдохновителем репрессий, – Нерон, Иван Грозный, Робеспьер, Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун, всех тиранов не перечислишь.
«…Но наивно думать, что Сталин сам по себе смог бы выбросить десять миллионов крестьян из своих домов, загнать их в гиблые места Сибири или же произвести кошмарно кровавую чистку по сей стране великой. Это делали опять же миллионы граждан, фатально выстроенные в своеобразный всеохватывающий механизм, способный в силу своего устройства действовать именно так, именно с такой чудовищной жестокостью» (Тендряков, 1995, с. 228).
«Фатально выстроенный механизм», который вовлекает в преследования все слои населения, – это и есть суть террора во все времена.
Выявление и преследование инакомыслия становится делом не только карающих органов, но и нормой поведения любого законопослушного гражданина.
На миллионы жертв репрессий – миллионы добровольных доносчиков, тех, кто не из страха кромешного, а искренне, по зову сердца поддерживает и одобряет самые кровавые меры – от «сельских инквизиций» до добровольных соглядатаев. («А как еще с ними, нехристями/вероотступниками/ врагами народа можно?»)
Для кого-то донос, может быть, единственная возможность вырваться из рутины обыденной жизни, почувствовать сопричастность истории, прокладывая по костям путь очередной душеспасительной идее. Для кого-то человеческое «жертвоприношение» – это способ решения своих внутриличностных проблем: стремление к власти, сверхкомпенсация, самоутверждение… Подобные, открытые еще психоанализом, механизмы развития личности и защитные механизмы порою достаточно дорого обходятся человечеству (см. работы А. Адлера о Наполеоне и Гитлере). А может быть, доносительство взращивается банальным конформизмом…
От толерантности к террору
Не бойтесь хвалы, не бойтесь хулы,Не бойтесь мора и глада,А бойтесь единственно только того,Кто скажет: «Я знаю, КАК НАДО!»Кто скажет: «Идите, люди, за мной!»А. Галич
Механизм, по которому обычный обыватель, не фанатик, не преступник, не идейный лидер, вдруг становится доносчиком – еще ждет своих исследователей.
