Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [19]
Исхиапод. Нюрнбергская хроника (XV век)
И вот этот персонаж, в котором табуированность маргинала соединяется с невысоким статусом «чернорабочего» судопроизводства, во времена охоты на ведьм становится важной и влиятельной персоной. С ним стоит считаться, в невнятном бормотании истязаемой жертвы он может расслышать имя любого жителя города. Охота обогащала и возвеличивала всех преследователей. Современник, описывая общий упадок жизни в Трире во время колдовской истерии, отмечает: «Палач, разодетый в золото и серебро, ездил на породистой лошади, как придворный вельможа, его жена соперничала богатством нарядов с дворянками» (Роббинс, 1996, с. 448).
Демономания и преследования создавали свой альтернативный социальный порядок, пренебрегающий устоями общества. Возвышения, основанные на охоте и разоблачениях, чаще всего были временными, уважение питалось страхом, почести соседствовали с презрением. Удачливый гонитель, поднимаясь по лестнице социальной иерархии, достигал не верхушки общества, а «верха» только в координатах той системы, которую породили преследования ведьм. Новая система социальных статусов порождалась миром антикультуры и вносила в жизнь момент энтропии, аналогичной карнавальной, когда размываются понятия «верха» и «низа», «добра» и «зла», «порядка» и «хаоса».
Само наличие демонического антимира, а тем более инициированная им охота на ведьм бросали вызов незыблемости социального порядка.
В образах шабаша и черных месс представлялась альтернативная социальная система; средневековые карнавальные вольности сменились непристойными корчами одержимых; символические преображения и маски – зловещими образами ведьм с их двойственной человеческой и дьявольской сущностью; относительная терпимость к варьированию культурных и религиозных форм сменилась кровавыми гонениями.
Демонический антимир, ставший воплощением вселенского зла, должен был запугать и показать, что христианство – единственный путь спасения, единственная защита и убежище. Но в то же время он был образом иного, противоположного мира. С одной стороны, на фоне этого еретического антимира христианские нормы и ценности представали более рельефно; с другой стороны, – пусть и в искаженном виде, но он хранил память о языческих традициях, непохожестью своей он давал простор для фантазии на тему иного мироустройства. Стоит вспомнить изощренность описаний дьявольских искусов и иконографию дьявола и его приспешников, где художники стремились изобразить нечеловеческие существа. Подобные существа отталкивающе уродливы или коварно привлекательны, исчадия ада и многоголовые монстры, коварно принимающие облик людей или домашних животных. Это ожившие трупы или тела, сконденсированные из воздуха, пламенно горячие или ледяные, хвостатые, рогатые, с металлическими конечностями. Они всегда живут и действуют по своим особым законам, так как порождены иной, нехристианской реальностью.
Вместо того чтобы запугивать и отвращать, демонический антимир стал объектом сверхпристального внимания, более того, стал притягательно заманчив.
Иероним Босх. Искушения св. Антония (конец XV века). Фрагмент
Призывы к строгости нравов и аскезе на «территорию» антимира не распространялись. Представители антимира действовали как раз так, как нормальным людям поступать нельзя. Под своими «знаменами» антимир давал право на существование девиантным или нестереотипным проявлениям социальной жизни и в силу этого обретал своих адептов. То есть в культуре создавалась некая «ниша», в которой отступление от канонов и пренебрежение существующими порядками выглядело вполне приемлемо.
Призванный помочь сгладить многогранность и многоликость постсредневековой культуры, он сам стал субкультурой и источником маргинальности.
Демонический антимир соединил в себе и назидательное начало, и бунтарское. Как анти-идеал, своими отталкивающе неприглядными образами он, конечно же, способствовал утверждению христианских канонов, но в то же время он нагляднейшим образом демонстрировал отступление от них. Из блюстителя чистоты нравов демонический антимир и спровоцированная им охота на ведьм отчасти перерождаются в свою противоположность, они начинают играть роль лотмановского механизма для выработки неопределенности в культуре.
Построенный трудами демонологов антимир стал жить своей жизнью. Он конкретизировался и обрастал подробностями: как именно выглядит дьявол, как он метит своих приспешников, чем соблазняет и заманивает в сети… Он не только плодил врагов в образе еретиков, колдунов, пособников дьявола, но также прямо или косвенно вызвал к жизни ряд явлений, перед которыми пасует любая попытка рационального понимания истории. Речь идет о самооговорах, об одержимости и о детях-обвинителях.
Одержимость
[Душа] ставит западни и капканы, чтобы человек пал, спустился на землю, жил на ней и был к ней привязан… Иметь душу – значит подвергаться риску жизни, ведь душа есть демон – податель жизни, эльфическая игра которого со всех сторон окружает человека…
