Охота на сыщиков - [44]

В такой квартире, по мнению Кареллы, Хэнк был так же к месту, как и сантехник на чаепитии в дамском литературном кружке.

Совсем другое дело миссис Буш.

Миссис Буш совершенно непринужденно возлежала в пышном кресле цвета шартреза[47], поджав под себя длинные босые ноги. Миссис Буш органично вписывалась в этот интерьер, задуманный только для миссис Буш, задуманный как олицетворение женственности.

Она была одета в черный шелк. Необычайно большая грудь, невероятно тонкая талия, широкие крутые бедра — женщина, чье тело было создано вынашивать детей. Вот только Карелла никак не мог представить себе миссис Буш в муках рождения новой жизни из ее лона. Он мог представить себе ее исключительно так, как описывал Хэнк, — в роли обольстительницы. Черное шелковое платье только подчеркивало это впечатление. Кокетливая гостиная не оставляла места для сомнений. Это была декорация, созданная специально для Элис Буш.

Платье не было открытым. Да это было и не нужно.

Не было платье и особенно облегающим. И это было не нужно тоже.

Не было оно и дорогим, но прекрасно сидело на ее потрясающей фигуре. Карелла был уверен, что бы Элис не надела, все будет сидеть на ней безупречно. Он был уверен, что даже мешок из-под картошки выглядел бы неотразимо привлекательно на этой женщине, которая была женой Хэнка.

— Что мне теперь делать? — спросила Элис. — Заправлять койки в участке? Кажется, такова обычная участь вдовы полисмена?

— Разве у Хэнка не было страховки? — поинтересовался Карелла.

— Говорить даже не о чем. Полисменам не так-то легко застраховаться, сам знаешь. К тому же… Стив, он был совсем молодым. Кто заранее думает о таких вещах? Кто предполагает, что такое может случиться? — Элис смотрела на него широко открытыми, словно удивленными глазами. Глаза были очень карие, волосы очень светлые, кожа на лице очень белая, чистая и гладкая. Она была красивая женщина, но ему не хотелось о ней так думать.

Он хотел, чтобы она выглядела неряшливой и жалкой. Он не хотел, чтобы она была столь свежа и очаровательна. Чертовщина какая-то, что же такого в этой комнате, что тебя прямо-таки душит? Карелла чувствовал себя последним оставшимся в живых мужчиной в сужающемся кольце полуобнаженных красоток где-то на тропическом острове, который стерегут кишащие в прибрежных водах акулы-людоеды. Остров назывался Амазония или что-то в этом роде, вокруг одни женщины, а он — последний оставшийся в живых мужчина на всем свете.

Комната и Элис Буш.

Женственность неумолимо плотно обволакивала его, все крепче сжимая свои цепкие, жаждущие сладострастия объятия.

— Может, передумаешь, Стив? Выпей чего-нибудь, — предложила Элис.

— Ладно, выпью, — покорно согласился Карелла.

Она поднялась из кресла, мелькнув длинной белой полосой бедра, демонстрируя почти непристойное небрежение, с которым она относилась к своему телу. Она давно сжилась со своим телом, подумалось Карелле. Ее уже не восхищает его соблазнительность. Она привыкла к своему телу, сжилась с ним, пусть другие восхищаются, если хотят. Бедро есть бедро, так какого черта!.. Что там такого уж особенного в бедре Элис Буш! Господи, чуть не застонал Карелла, что же все-таки такого особенного в бедре Элис Буш?

— Виски?

— Хорошо.

— Стив, а что вообще чувствуешь, когда приходится заниматься вот такими делами?

Элис стояла у бара, стояла в бессознательно-раскованной позе манекенщицы, что было совсем уж несообразно представлениям Кареллы о манекенщицах — гибких, тонких и плоскогрудых. Каковой Элис Буш отнюдь не назовешь.

— Какими?

— Ну, расследовать убийство коллеги и друга?

— Дикость какая-то. Нелепо себя чувствуешь.

— Надо думать.

— А ты хорошо держишься, — заметил Карелла.

— Приходится, — коротко бросила Элис.

— Что так?

— А я на куски развалюсь, если не буду держаться. Он в земле, Стив. Нытье да причитания мне не помогут.

— Пожалуй.

— Жизнь продолжается, и мы должны жить. — Она подошла к нему и протянула стакан.

На мгновение их пальцы встретились. Он настороженно вскинул на нее глаза. Лицо Элис было абсолютно безмятежным. Прикосновение, конечно же, было совершенно непреднамеренным. Чистая случайность, убеждал себя Стив.

Она отошла к окну:

— Одиноко здесь без него.

— Нам тоже его очень не хватает, — подтвердил Карелла и вдруг с удивлением понял, насколько он, оказывается, был привязан к Хэнку.

— Думаю уехать куда-нибудь, — продолжала Элис. — Подальше от всего, что о нем напоминает…

А Карелла почему-то опять вспомнил портрет, нарисованный ему Хэнком, портрет, ставший вдруг неотделимым от стоявшего перед ним во плоти прототипа, и вновь почувствовал себя на амазонском острове, а со всех сторон его неотвратимо обступала алчущая женственность. Он не мог винить Элис. Она всего лишь была сама собой, была Женщиной. Она была только пешкой в руках судьбы, рожденная олицетворением женского начала. Она… О, черт!

— Как идет расследование? — прервала Элис течение его то ли греховных, то ли душеспасительных мыслей.

Она вернулась к креслу и повалилась в мягкие подушки. В движении этом не было ничего похожего на грациозность в человеческом понимании. Скорее, что-то от звериной непринужденности рыси. Элис огромной лесной кошкой растянулась в кресле и подобрала под себя ноги, и Карелле подумалось, что он не удивится, если она сей же момент начнет мурлыкать. Не без труда прогнав эти ассоциации, он посвятил Элис во все, что им было известно о подозреваемом в убийстве Хэнка.