Охота на сурков - [229]
— Приковать?
— Did I say chain?[409] Я хочу сказать, привязать. На càdola не трудно переправить через горы даже напольные часы в стиле Людовика XVI.
Он пододвинул мне свой рисунок.
— Очень похоже на стул.
— Exactly[410], рр… стул без ножек, спинку которого привязывают к спине.
— Как вы думаете, можно было бы, можно было бы перенести на такой вот càdola связанного человека?
— Если понадобится, безусловно. Путника, попавшего в беду, обмороженного…
— Нет, я имею в виду вовсе не обмороженного, во всяком случае, еще не обмороженного, тогда, когда его прикрепляют к этому стулу без ножек. Вы меня поняли?
— No, sir, sorry[411]. Я вас совершенно не понял, совершенно.
— Я спрашиваю: можно ли прикрепить к этой càdola человека против его воли и тащить довольно-таки долго через…
— Kidnapping. Похищение ребенка на американский лад?
— Я говорю о взрослом человеке.
— О, теперь я знаю, куда вы клоните. The perfect murder![412] — Перед Фицем стояла чашечка кофе с вишневым ликером, но он еще не сделал ни глотка, только вдыхал запах и время от времени с явным удовольствием покашливал и хихикал. — Говорите, что юрист, а сами не читали ни одного детектива. Неужели вы задумали писать роман? Сдается мне, кто-то сказал, будто вы… все же писатель. Первоклассный метод убийства. Я бы мог дать вам несколько квалифицированных советов, хотя не уважаю писак. Впрочем, может, вы не писака, а писатель, которого надо принимать всерьез; знаете, у нас, ирландцев, всегда имеются в запасе несколько писателей, которых надо принимать всерьез. Вы слышали когда-нибудь о Джеймсе Джойсе? Каюсь, я не прочел ни строчки Джойса, но мне говорили, что его как писателя надо принимать всерьез, хотя он малость непристойный и сумбурный. Вы тоже непристойный? Я хочу сказать, как писатель? Не мое дело, лучше слушайте: «Блистательное убийство у горы Несчастий». Могу предложить также пик Кассандру. Шайка контрабандистов увозит свою жертву… Местного жителя или курортника? Как вам больше нравится? Пусть будет курортник… В таком вот крытом брезентом грузовике. А чтобы утихомирить беднягу, бандиты наносят ему сильный удар в висок. Тридцать лет назад во время скачек с препятствиями в Отёйле я упал с лошади, стукнулся виском о землю. И провалялся часа два без сознания… Шехерезада, любимая лошадка of His Majesty King Edward the Seventh[413], сломала себе при этом ногу, и ее прикончили. Но я не собираюсь наводить на вас скуку, рассказывая о моих вонючих злоключениях перед войной…
Может, Фиц стал таким «странным» в результате падения? Внезапно я понял, на чем основывалась моя симпатия к карлику. Во-первых, ему, как и мне, «не повезло» с головой, во-вторых, от него исходило особое обаяние, свойственное людям, проводившим когда-то очень много времени с лошадьми, то есть с существами, которые (как мне объяснил, сидя на Хваре, на соседнем острове, Джакса) тысячу лет служили человеку, работали на него, делили с ним горе, определяли его судьбу и историю, а потом были обречены на вымирание.
Фиц сделал несколько глотков, он пил, как птичка.
— На чем я остановился?
— На том, что курортник получил удар в висок.
— Прекрасно. Чудесно. Мен Клава — имя вам, конечно, придется изменить — повез шайку и свою впавшую в беспамятство жертву к морене глетчера Форно, который р-р… расположен как раз напротив Монте-Дисграция. Ночь стояла беззвездная, луны не было, и тут эти подонки — excuse me[414], ха-ха, в ваших глазах они почтенные граждане — вышли из машины и пошагали гуськом, может быть прикрепив к ногам bedùlli. Эта была целая процессия, фонари раскачивались в руках натренированных коренастых парней, бандиты поочередно тащили càdola со злосчастным курортником и, пройдя двести-триста ярдов, передавали ее идущему сзади товарищу… Представляете себе эту картину? Она достойна кисти художника. И пера писателя. Такое необходимо запечатлеть. Одним словом, они подошли к морене. Сняли bedùlli, обвязались веревками. Процессия сделала траверз через ледник, связавшись, скажем, по четыре человека; ледник этот Каспер Клалюна знает как свои пять пальцев… Только, пожалуйста, измените имя Касперу. Наконец шайка увидела подходящую ледниковую трещину, let’s say[415], глубиной в восемьдесят ярдов. Вот туда-то они и сбросили беднягу. Предположим даже, что он долетел до дна живой, все равно через два часа он замерз. А господа контрабандисты со своим грузом — сигаретами — благополучно добрались до Бергамо. You see the point?[416] Ну, кому придет в голову обследовать бесчисленное количество трещин в округе? The perfect murder, you see? Курортник буквально исчез с лица земли. Никогда в жизни он не появится снова. — Фиц не то закашлялся, не то захихикал сострадательно-весело. — Или все же появится?
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы же знаете, ледники перемещаются. В середине двадцать первого столетия беднягу курортника вдруг обнаружат в морене Форно. Обнаружат целехонького. И великолепно замороженного. Ведь он, так сказать, около ста двадцати лет пролежит в холодильнике. Допустим, в ночь убийства, сто с лишним лет назад, покойник был одет точь-в-точь как вы. В серый фланелевый костюм с черным галстуком. Таким он и объявится, хотя вонючая мода успела давным-давно, давным-давно измениться. А его обнаружат как раз в этом наряде. Чему вы улыбаетесь? Признайтесь, вам стало страшновато, пусть совсем, совсем немного. Do me a favour[
Написанная в изящной повествовательной манере, простая, на первый взгляд, история любви - скорее, роман-катастрофа. Жена, муж, загадочный незнакомец... Банальный сюжет превращается в своего рода "бермудский треугольник", в котором гибнут многие привычные для современного читателя идеалы.Книга выходит в рамках проекта ШАГИ/SCHRITTE, представляющего современную литературу Швейцарии, Австрии, Германии. Проект разработан по инициативе Фонда С. Фишера и при поддержке Уполномоченного Федеративного правительства по делам культуры и средств массовой информации Государственного министра Федеративной Республики Германия.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.