Охота на сурков - [228]
— I see[402].
— Сидя в «Чезетта-Гришуне».
— I see. Надеюсь, во время этого разговора вас не подслушивал Мен Клава.
Несмотря на то что я наглотался эфедрина, у меня невольно вырвалось замечание:
— Контрабандистов я не могу считать стопроцентными преступниками!
— Зато вы ненавидите охотников на сурков.
— Правильно. А теперь разрешите задать вам один вопрос, мистер Фицэллан, ммм, как по-вашему, способен ли этот Мен Клава — имя его звучит совсем как имя американского гангстера — совершить серь-ез-ное преступление?
Мой собеседник поковырял вилкой в меренгах.
— Тогда ответьте, господин чудак, и на мой вопрос: почему вас так заинтересовала эта старая, чисто местная история? Почему?
— Мм… Меня, как юриста по образованию, привлекают редкие уголовно-правовые казусы.
— Вы, стало быть, адвокат?
— Нет.
— Да, на адвоката вы не похожи. Значит, just for fun[403] вы хотели бы дознаться, что, согласно моему скромному разумению, тогда случилось: застрелил ли Мен Пейдара по ошибке или с умыслом? Пиф-паф.
— Должен признаться, что я пришел сегодня в кафе «Д’Альбана» не в последнюю очередь с этой целью. Хочу освежить в памяти господина Кадуфа старую историю с выстрелом.
Фиц вдруг заговорил на своем вымученном французском:
— Tôt ou tard /On bouffe bien/ chez Caduff-Bonnard. Шеф-повар Кадуф в это время дня трудится на кухне. Но вы из него ничегошеньки не вытянете. Он принципиально не разговаривает об этом печальном происшествии, которое давно положено ad acta.
— Почему не разговаривает?
— Может быть, боится.
— Кого. Мена Клавы?
— Может быть.
— Но послушайте, мистер Фиц. Эта страна известна как самая цивилизованная страна в Европе…
— My good man[404], ради бога, не надо доводов, которые всегда приводит определенный сорт швейцарцев, в высшей степени самодовольных. Do you really believe, that in the most civilised country doesn’t exist this ffrightful ffeeling of ffucking ffear?[405]
Он сделал гримасу, и его личико стало похожим на печеное яблоко, будто он и сам нередко испытывал этот немыслимый сссобачий сстрах.
Я вдруг заметил, что Клалюна уже исчез.
— И все-таки мне не очень-то ясно, почему шайка контрабандистов собирается по соседству с полицейским постом.
— Вы, наверно, никогда не читали детективных романов, иначе вы бы знали, что это старый гангстерский прием. Преступники собираются, так сказать, под носом у полиции, которая ищет их где-то далеко.
— Ну а как вы думаете, что потащат сегодня сломя голову в Италию контрабандисты?
— Ну скажем… пятьдесят тысяч пачек сигарет «Лорен». Потащат сломя голову через сплошной лед. Мен Клава знает в горах все ходы и выходы. Контрабандный сезон в Альпах короток. Зимой и весной из-за снежных заносов нечего и думать соваться в горы. Правда, некоторые сорви-головы пытаются стать на лыжи. Ну а сейчас, в конце июня, пока еще не появился молодой месяц и пока небо в тучах — сегодня ночью небо наверняка будет обложено, — бандитам лафа, легко обделывать свои делишки. В светлые лунные или в звездные ночи при той полосе хорошей погоды, какая стояла недавно, not so good[406]. Лучшее время для контрабандистов — короткое эигадинское лето и ранняя осень, пока в горах не выпал густой снег. Но осенью там бродит слишком много охотников с разрешениями на отстрел красной дичи, бродит даже ночью. Right now they ve got their best chance[407].
— Вам уже, наверно, надоели мои расспросы?
— Никак нет… Раз они не касаются этого старого вонючего случая на охоте с Меном и Пейдаром.
— Thanks[408]. Ну а что они переправят завтра или послезавтра? На обратном пути из Италии сю-да?
— Скажем… этрусские вазы и статуэтки, которым эдак две или три тысячи лет. Тосканские крестьяне выкапывают их на своих полях. Сперва эти штуки попадают в Швейцарию, а потом тем же нелегальным путем уплывают дальше — чаще всего к американским архибогачам-коллекционерам.
— А ка-а-ак «эти штуки» переправляют через горы?
— Как? Вы имеете в виду снаряжение господ контрабандистов, которых не желаете считать стопроцентными преступниками? Во-первых, у них есть обязательный фонарь — в случае необходимости он безукоризненно маскируется…
Я вспомнил о том, что у меня в кармане лежит маленький фонарик Полари.
— …Потом так называемая la gerla — остроконечная заплечная корзина. И еще la pricòlla — двойной мешок, в который можно сложить уйму вещей и который завязывается на спине и на груди. Похож на спасательный жилет, you see? Да, чуть было не забыл, — еще le bedùlli. Все эти слова из жаргона итальянских контрабандистов. — Официантка с угреватым лицом убрала тарелни; Фиц сложил стопочкой войлочные подставки для пива. — Bedùlli — подметки из двух или трех слоев войлока, контрабандисты прикрепляют их к подошвам сапог, когда им надо пройти ночью мимо спящих домов, тут уж полная гарантия, что никто не услышит шагов. Ну, и наконец la càdola.
— Càdola?
— Доска с двумя палками, на которых болтается множество ремней. Доску можно пристегнуть так, что она будет лежать горизонтально за спиной носильщика. — Фиц вытащил золотую авторучку и принялся чертить на фетровой подставке своей дубленой, энергичной, привыкшей обуздывать (в буквальном смысле этого слова) рукой. — К таким носилкам можно легко приковать предмет самого большого размера.
Написанная в изящной повествовательной манере, простая, на первый взгляд, история любви - скорее, роман-катастрофа. Жена, муж, загадочный незнакомец... Банальный сюжет превращается в своего рода "бермудский треугольник", в котором гибнут многие привычные для современного читателя идеалы.Книга выходит в рамках проекта ШАГИ/SCHRITTE, представляющего современную литературу Швейцарии, Австрии, Германии. Проект разработан по инициативе Фонда С. Фишера и при поддержке Уполномоченного Федеративного правительства по делам культуры и средств массовой информации Государственного министра Федеративной Республики Германия.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.