Охота на сурков - [14]

И они исчезли в ночи. Не прошло и четверти часа, как унеслась их машина, вернулся домой Вигошинский. В кафе «Националы), обтрепанные кресла которого полировало несчетное множество задов, принадлежащих революционным социалистам, где некогда ночи напролет, сыпля бесчисленными анекдотами, сиживал Ярослав Гашек, автор «Швейка», Вигошинский нашел себе партнера по шахматам, сыграл семь партий, пять из них выиграл и «обмыл» пятью рюмками сливовицы; домой он вернулся в приподнятом настроении. Но кухарку нашел в совершенном смятении и, выслушав ее рассказ, быстро прикинул, что к чему, и отбросил мысль обращаться в полицию: с юридической точки зрения ничего ведь не случилось, кроме того, что два незваных гостя обругали его кухарку. Он решил незамедлительно вернуться в «Националь», чтобы посоветоваться с «друзьями-единомышленниками», а поскольку кухарка не желала оставаться дома одна, он и ее прихватил с собой.

В кафе он еще застал всю компанию — немецких политических réfugiés[22] и чешских публицистов левого направления, — происшествие обсудили, выпив не одну рюмку сливовицы, а кухарка пустилась в воспоминания о днях своей юности во времена Габсбургов. Около трех ночи они расстались, условившись наутро изложить происшествие в полиции; кухарка провела остаток ночи у сестры, а Вигошинский переночевал у приятеля. В восемь утра тот разбудил его, сунув под нос кричащий заголовок одной из пражских утренних газет. Своим единственным глазом Вигошинский прочел:

ПОЛИТИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО!

В прошлую ночь неизвестными преступниками был застрелен в своем загородном доме в Загоржи инженер Формис, немецкий réfugié.

Вигошинский с кухаркой отправились в полицию. Вскоре был восстановлен ход событий прошлой ночи. По оставшимся в пепельницах Вигошинского окуркам определили, что сигареты были немецкого происхождения. Гиммлер заслал через саксонско-богемскую границу эсэсовский отряд убийц с заданием «ликвидировать» одним ударом Вигошинского и Формиса. Судетские немцы-нацисты (их личность выяснить не удалось) предоставили убийцам спортивную машину с фальшивым номером. Предполагалось вначале ликвидировать Вигошинского, а затем Формиса. Убийцы, напрасно целый час прождав Вигошинского, помчались из Смихова в Загоржи, прикончили Формиса и разгромили его передатчик. Импровизированное решение ликвидировать редактора на обратном пути провалилось прежде всего потому, что Вигошинский был заядлым шахматистом, и потому, далее, что после вероломного убийства инженера земля горела у молодчиков под ногами.

Спустя два-три дня Вигошинский приехал в Вену. Чуть-чуть смахивающий на Магистра из альбома Вильгельма Буша[23], он был бледен, по сквозь двойные стекла роговых очков его правый глаз смотрел лукаво, точно хотел сказать: не так-то легко изловить старую лису; а левый с остекленелой серьезностью глядел в пространство, стекло под стеклом, стеклянный глаз, памятка «Колумбиахауза».

Обсудив план моего сотрудничества в еженедельнике, мы отправились прогуляться, хотя погода была собачья, в безлюдный зоопарк. Я поинтересовался, хорошо ли он стреляет из пистолета (и с одним глазом можно быть снайпером, ведь, улавливая мушку в прорезь прицела, все равно прищуривают левый глаз; кстати, благодаря общности — нашим увечьям — я чувствовал к нему особое расположение). Вигошинский ответил отрицательно; моложе меня на два года, он никогда не служил и армии. Я предложил дать ему урок стрельбы, для чего повесил носовой платок на сук и вытащил инкрустированный перламутром «вальтер» — подарок Максима Гропшейда. Вигошинский, ухмыляясь, как Магистр Вильгельма Буша, возразил, что он пацифист, презирающий оружие. После короткого, но бурного спора на вечную тему — «Никогда не быть войне» или «Война войне!» — я обучал его в течение сорока минут под моросящим дождем, причем он оказался очень способным. Вернувшись в Прагу, он получил разрешение и приобрел браунинг для защиты от спецпослов Гитлера-Шикльгрубера. (В одной из газет в разделе «Семейная хроника» в сообщении из Браунау от 20 апреля 1889 года упоминается наряду с младенцем сборщика таможенных пошлин, младенцем подмастерья с колокольного завода и внебрачными младенцами Мейрлейтнера и Грабмейера также младенец императорско-королевского таможенного чиновника Адольф Гиттлер, с двумя «т», в давние времена они писали свою фамилию «Гюттлер», что значит — лачужник, обыватель. От «сына таможенника» к «рейхсканцлеру» вели многие окольные пути, а в результате он вышел на прямой. Гюттлер — лачужник, обыватель, каковым Гитлер быть не желал, — уже в этом изменении фамилии заложено одно из указаний на происхождение его комплекса неполноценности. Я так подробно разбираю его фамилию прежде всего потому, что в порожденном ею комплексе заложены корни катастрофы, разразившейся над Европой; и потому далее, что не пожелал бездумно закрывать глаза на некоторые события, как ежедневно миллион раз поступало великое множество людей.)

Возвратившись из похода на Розег 2 июня 1938 года, Ксана двумя фразами разделалась с интермедией под гранитным валуном; по ее мнению, игра в «полицейские-разбойники» с Двумя Белобрысыми была practical joke, иначе говоря, мною самим подстроенной каверзой сотоварищам аллергикам. Я же без ее ведома вытащил из нижнего отделения моего кофра, из-под рукописей, подарок Максима — «вальтер» — и сунул в карман. Пояс с патронами я оставил на месте.