Охота на «крота» - [48]

Через три дня наконец-то появился священник: маленький человечек с таким круглым животом, словно он проглотил пляжный мяч. Форма сидела на нем почти без единой морщинки. У него была темно-серая, как хорошо прожаренный бифштекс, кожа, бороду тронула седина, а коротко остриженные волосы покрывала тюбетейка. Тем утром священник останавливался перед входом в каждую клетку, представляясь как Ахмед Ал-Бакш, и говорил с теми, кто хотел с ним пообщаться. Одноглазый суданец не стал к нему обращаться, а когда он подошел ко мне, я просто уставился в рифленую крышу своей клетки. Но индиец заговорил со священником на языке, понятном только им обоим. Мне было интересно, как этот божий человек получил свою работу. И меня интересовало, проверили ли его при приеме на службу.

— Он шпион, — прошептал мне однажды утром через проволоку кувейтец.

Я молча кивнул. Да. Но на кого он работает?

Шли дни, и мы хорошо изучили нашу охрану и их обязанности, особенно полной блондинки с конским хвостиком. Она стояла на смотровой башне с биноклем и наблюдала за всем, что происходило внизу с 6 до 11 часов. Мы справляли большую и малую нужду, спали, а она смотрела. Большинство из нас больше не носило комбинезоны — нам вполне хватало полотенец. И когда дама с хвостиком оставалась на башне одна, кривой суданец разыгрывал для нее представление.

У него был самый большой член, какой я когда-либо видел. Даже в вялом состоянии он выглядел как дубинка. Когда у дамы с хвостиком было дежурство, суданец наблюдал за линзами ее бинокля и ждал, пока они окажутся направленными в его сторону. А это обязательно происходило, потому что она следила за всеми. Тогда полотенце падало. Он хватался руками за проволоку у себя над головой и просто смотрел на нее, слегка покачивал бедрами, заставляя эту штуку мотаться туда-сюда. Член быстро твердел и увеличивался, набухая, как пожарный шланг. Линзы бинокля уходили в сторону, но суданец знал, что чуть позже дама-надзиратель обязательно повернет бинокль в его сторону. Надо было просто подождать. Как миномет под углом в шестьдесят градусов, его член точно целился в сторожевую башню. Одним глазом суданец следил за дамой с хвостиком. Когда он видел, что бинокль возвращается, то наконец-то хватался рукой за свой член. Одного прикосновения было достаточно. Толстая струя выплескивалась на проволоку его клетки. На башне не было никакой реакции. Бинокль продолжал осматривать клетки и животных внутри их.

Примерно через две недели заключения конвой стал использовать каталки с большими колесиками. Путешествие со скованными ногами занимало слишком много времени. Постоянно спотыкавшиеся люди были слишком неуклюжи. Поэтому конвоиры клали заключенных на каталки, как тела в морге, и везли их в помещение для допроса. На восемнадцатый день после моего прибытия в Гуантанамо каталка приехала за мной.

Меня привезли в холодную от работающего кондиционера комнату без окон и посадили спиной к двери напротив стального стола. Двое конвоиров крепко связали меня и ушли. Долгое время никто не приходил. Холод начал пробирать меня до костей. Потом дверь позади меня открылась. Влажное тепло наполнило комнату легким, прозрачным туманом.

— Это продлится недолго, — послышался знакомый голос. Ужас и надежда, отчаяние и гнев прокатились во мне, как приступ тошноты. Гриффин сел на край стола, лицом ко мне. — Это продлится недолго, — повторил он.

Я покачал головой.

— Где мои жена и ребенок?

— У них все хорошо. Очень скучают по тебе, но Бетси держится молодцом.

Каждое слово давалось мне с трудом:

— Ты видел их?

— Последний раз — на прошлой неделе.

— И ты не лжешь?

— Не лгу.

— Они знают, что я здесь?

— Никто не знает, что ты здесь. Им известно только, что ты на задании.

— Где они?

Гриффин отвел взгляд и стал смотреть в угол потолка и на пол.

— Когда ты выйдешь, мы отвезем тебя к ним.

— Когда?

— Я не могу тебе сказать.

— Тогда кто мне сможет сказать, когда я выйду?

— Возможно, президент.

Шум кондиционера наполнил комнату.

— Пока все идет хорошо, Курт. Очень хорошо. Мы остановили корабли, о которых ты нам говорил.

Я кивнул.

— Хамдулиллах, — сказал я.

— Да, — согласился Гриффин. — С твоей и с Божьей помощью.

— Хватит вешать дерьмо мне на уши.

— Это правда. Я не хочу говорить тебе, что ты спас Америку. Но, черт возьми, это действительно так! По крайней мере на данный момент.

— Так дай мне медаль.

— Когда-нибудь в другой раз.

— И вытащи меня из этой дыры.

— Скоро.

— Да.

— Давай я расскажу тебе, что случилось с кораблями.

— Это поможет мне быстрее отсюда выйти?

Он снова осмотрел углы помещения, в котором мы разговаривали.

— Возможно.

— Тогда рассказывай.

— В информации от Абу Зубаира, которую ты сообщил нам, указывалось шесть возможных целей и три корабля.

— Да.

— И на каждом корабле было по бомбе.

— Да.

— Мы захватили все три корабля.

Я кивнул.

— Мы перехватили одно грузовое судно в Ла-Манше сразу после Рождества. Его держали в течение трех дней, пока проводился «досмотр». Все это время мы пытались понять, что нам делать с тем, что мы нашли на борту в первые часы обыска.

Я кивнул:

— Нитраты? Как в Найроби или в Йемене?