Сержант стащил с лица респиратор и оскалился, это, наверное, заменяло ему улыбку, мол, замечание он оценил, после чего заговорил:
— Панова с нами едет, но ты должен понять, ты подчиняешься мне, — продолжал Мальков. — В боевой группе должна быть субординация.
Аким поглядел на него, сержант ждал его ответа, Саблин подумал немного, конечно, ему не хотелось конфликтовать вот так сразу, но прояснить ситуацию было необходимо, и он заговорил:
— Ты, сержант, на службе, видно, не первый день, лычки сержантские как-то раздобыл. Но, кажется, ещё не знаешь, что армейский сержант, ну никак по званию не выше казацкого урядника. А ещё тебе бы надо знать что по субординации, — он постучал себя пальцем по левой части груди, где на пыльнике был номер его части, — я казака Второго Пластунского Казачьего полка, с чего бы мне подчиняться человеку у которого даже номер части на груди не написан.
Мальков засмеялся. Слушал и смеялся, и потом проговорил:
— А ты не подумал, что нельзя мне номер части писать, а?
Да, Саблин об этом подумал, некоторые части, спецподразделения без опознавательных знаков и ходили. Но это Акима не убедило:
— Панова мне платит, значит, она и главная.
— Ну, раз так, то ладно, — сказал сержант, — ты только не забывай потом эти слова. И ещё запомни: Панову мы в обиду не дадим.
Саблин даже отвечать ему не стал. Зачем отвечать на глупости. Он точно обижать красавицу Панову не собирался. Тем более что она обещала ему очень много за эту поездку.
А два солдата пронесли мимо них большой оружейный ящик. Ящик нестандартный, без опознавательных знаков. Впрочем, как и всё в этом непонятном подразделении. И броня была у них нестандартной, и оружие, и ящики. Даже пыльники не такие, как у всех.
— Миномёт? — Спросил Аким у сержанта.
Они так и стояли рядом после окончания разговора.
— Миномёт, — коротко ответил тот.
Саблин подумал, что миномёт — это всегда хорошо и тут же удивился:
— А это что? — Он увидел, как два солдата волокут здоровенный цилиндр из светлого металла. Укладывает его в одну из лодок.
— Контейнер для твоих жаб. — Отвечает солдат.
На верхней панели контейнера были просверлены дыры.
Аким, всё ещё недоумевая, глядел на цилиндр и спрашивал:
— А на кой он нам, мы ж вроде должен жаб уничтожить. — Говорил Саблин, припоминая разговор в больнице. — Она говорила, что ещё две жабы где-то болоту рыщут, говорила, что нельзя им давать к болотам привыкнуть.
— Ну, вот и не дадим, а вообще Пановой нужна живая жаба, — сказал сержант, — значит, будем ловить живую.
— Живую? — Чуть растеряно спросил Саблин. — Она мне в прошлый раз ничего про живую не говорила.
— Ну, сейчас у неё спроси, — сержант с удовольствием наблюдал за растерянностью Акима. — Вон она идёт.
Саблин глянул в ту сторону, в которую кивал Мальков и увидал её.
Она неспеша шла с рюкзачком за плечами к пирсам, курила на ходу. Высокая, стройная, изящная. Казаки, что только начали возвращаться с рыбалки, и другой народ с удивлением смотрели на эту городскую дамочку. Уж больно её вид не ввязался с пирсами, лодками, ящиками с рыбой, с грузовиками и солдатами в броне, и вообще с болотом и со всей болотной суетой. Вся она была какая-то нездешняя. Плащик серенький с пояском, сапожки с каблуками, да ещё и почти красные. Без капюшона идёт, без маски. А под плащом даже КХЗ нет. Словно по городу идет, гуляет.
— Слышь, Аким! — Окликнул его старый казак Спиридонов, он только что пришёл из болота, взял ящик с рыбой из лодки, так и замер с ним в руках, с удивлением глядя на приближающуюся Панову. — Ты дамочке вон той скажи, что так ходить тут нельзя, пыль летит с болота такая, что продохнуть нельзя, вода красная, а она без маски, а вы стоите, смотрите. Заболеет же, дурёха.
Сержант, кажется, только усмехнулся под своим респиратором, и с места не двинулся, а Саблин быстро пошёл на встречу с Пановой, на ходу доставая из бокового кармана ранца запасную маску с очками. Он не был уверен, что очки ей подойдут по размеру, но уж лучше пусть будут велики, чем совсем без них. От пыльцы глаза лучше всё-таки защитить. Через глаза не заболеешь, но и глаза, не дай Бог, грибком припорошит, потом закапывать придётся.
А когда он подошёл и протянул их ей, она остановилась, улыбнулась и сказала:
— Здравствуйте, Аким, спасибо, но в этом нет необходимости.
Странно, она вообще понимает, что говорит? Саблин стоит, маску не прячет, протягивает ей.
А её пальцы даже в перчатках тонкие и длинные. Сигаретку держат как бы играючи. А на сигаретке, на белом фильтре следы неяркой помады. А перчатки, тем не менее, из отличного, тонкого и блестящего ультракарбона. Только цвет перчаток розовый. Розовый! Тут на болотах, даже незамужние девицы не носят такой цвет. Уж больно он легкомысленный. А она носит, и голова не покрыта, на затылке пучок светлых волос завязан какой-то яркой тряпкой, ну, не тряпкой, может, лентой какой, Саблин не знал, как это называется. Казачки даже незамужние, такого не носят. Нет, вся она нездешняя, это издали видно.
Панова смотрит на него всё ещё с улыбкой, видно, вид у него дурацкий, растерянный, вот она и лыбиться. Женщина делает глубокую затяжку и повторяет:
