Охота - [14]

А тут Сашка вдруг кричит, и в его голосе радость:

— Саблин! Пулемёт!

Аким всматривается, берёт вправо, влево, не может найти, а Сашка побежал, да так, как будто бодр и полон сил. Как будто не тащился среди проклятущих куч песка тридцать часов к ряду. И тогда Аким увидел пулемёт. Он стоял на самом высоком месте, на берегу, разбросав свои лапы широко, словно вцепился в грунт намертво. Низкий, кряжистый, с поднятым бронещитком, опасный китайский пулемёт «Лин Дзяо». Ну, или как-то так он назывался. Саблин не очень хорошо знал, как правильно выговаривать эти китайские слова. Теперь Аким понимал радость Сашки, Саша радовался как пулемётчик, нашедший пулемёт. Теперь он уже не просто боец с убогой винтовкой, он повелитель боя, хозяин огневой точки. А Аким радовался, потому что двенадцать миллиметров на возвышенности это… двенадцать миллиметров. Это то, что сметёт всё, что не успеет спрятаться. Даже на дистанции в две тысячи метров. И здесь, где барханы почти закончились, где укрыться было негде, это была огромная сила.

— Лишь бы патроны были, — говорил Каштенков, всё дальше убегая вперёд к пулемёту.

— И аккумулятор, — добавлял Саблин.

— С аккумулятором разберёмся, в случае чего свой подключим, только патроны, только патроны, ленты бы три нам, ленты бы три… — Как заклинания бубнил пулемётчик.

Аким волновался: кто его знает, может, прячутся где китайцы, куда он так летит:

— Саша, ты там поаккуратнее, гляди в оба, — говорил он.

Но пулемётчика, что нашёл себе любимый инструмент, разве остановишь? Он уже убежал метров на тридцать вперёд, откуда только силы взял?

— Я всё вижу, за всем слежу, — сообщил Каштенков.

Да что он мог там видеть, бежал как угорелый, а Саблин на месте китайцев перед пулемётом мин бы набросал. И, как будто слыша Саблина, Сашка сообщил:

— Не волнуйся, Аким, я под ноги смотрю. Следов нет, вернее, только от босых ног следы. Китайцы тут не натоптали.

И ещё через минуту он говорит:

— Китайцы, — и секунду помедлив, прежде чем Аким едва не умер от шока, добавил, — мёртвые.

Саблин едва мог перевести дух от быстрой ходьбы, а тут такие сообщения. Аким остановился, чтобы воздуха глотнуть, он даже хотел в эту секунду открыть клапана кислородного баллончика, расположенного в шлеме, так ему хотелось отдышаться. Но не стал, мало ли, может, ещё пригодится. Вдруг придётся лезть в реку. Он оглянулся, оглядел ближайшие барханы и, не заметив никого, повернулся, пошёл дальше, думая, что лучше уже начался бы бой, там так бегать не нужно.

Сашка уже скинул ранец, уже уселся в кресло пулемёта. Вертел настройки камеры-прицела:

— Не интегрируется камера в мой шлем, — не очень расстраиваясь, говорил он. — Ничего, забрало закрывать не буду, стрелять буду через монитор.

— Патроны есть? — Спросил Саблин, разглядывая двух мёртвых китайцев в десяти метрах от пулемёта.

Китайцы были раздеты догола, их тряпки валялись рядом, у обоих были вспороты животы. Значит, жрут дарги человечину, а иначе зачем мараться, зачем кишки из людей доставать. Не иначе печень вырезали, да и сердце, наверное, тоже достали, уж больно высоко шли разрезы.

— Патронов целых три коробки, те, что уже в пулемёте, — сообщил пулемётчик, — тысячи полторы есть. Постреляем.

Он отталкивался ногами, водя стволом пулемёта из стороны в сторону, замерял угол и калибровал камеру:

— Неплохо, больше девяноста градусов, и поставили машину правильно.

Кажется, он был доволен китайским агрегатом.

— Чего ж их убили тогда, раз пулемёт хорош и стоит правильно? — Не очень-то верил Саблин.

— А их вон оттуда убили, — Сашка указал рукой налево, на крутой спуск к берегу. — С фронта к ним не подойти было, да и справа тоже щиток на пулемёте не пробить. Только оттуда могли.

— Я спущусь туда, мин поставлю, — сказал Саблин.

— У меня одна в ранце осталась, — напомнил Каштенков, не отрывая глаза от пулемёта, — её забери.

Аким залез к нему в ранец, вытащил мину, заодно и гранаты, положил их рядом с правой Сашкиной ногой, чтобы ему удобно было брать в случае чего. Достал ещё одну свою мину и пошёл вдоль обрыва, к удобному спуску к реке. Сашка был прав, дарги пришли отсюда, тут на подъёме они натоптали следов и оставили гильзы.

Сделав несколько шагов вниз к реке, он уже нашёл хорошее место для мины, которое не обойти, остановился и замер:

— Сашка, тут ещё китайцы.

— Надеюсь, дохлые? — Отзывался товарищ.

— Дохлые, — сказал Аким.

Он стоял и смотрел вниз. Рядом с кустом репья лежала женщина, она была голой, а голова у неё была размозжена. Лицо всмятку. Тряпки её валялись тут же, разорванные в лоскуты.

А ниже неё на три метра, уже почти у воды, валялись в разных позах ещё полтора десятка китайцев, это были бабы и дети, мужиков среди них Саблин не видел, с них со всех сдирали одежду, она валялась тут же рваная, наверное, баб и девчонок насиловали, а потом убивали. И убивали не пулями, либо камнями, либо резали. Рассматривать ему всё это не хотелось, он стал ставить мину. Минута, и готова, он спустился пониже, минута и…

— Аким, начинаю, — донёсся из эфира голос Сашки.

И тут же…

Пум-пу-бум…

Началось.

Звук у «китайца» не такой, как у русского «Утёса-60», он тягучий, длинный. Но прислушиваться Акиму некогда, два быстрых взмаха лопаты, и мина встала на своё место. Место хорошее, обе мины стоят так, что их не обойти. Он присыпает их пылью, припорашивает, собирается лезть наверх, но тут замечает лодку.