Сашка остановился, поднял руку, а потом сделал два неуверенных шага в сторону и повалился на песок бархана.
— Саня, ты чего, — произнёс Саблин, хотел подбежать к нему, ускориться, но сил не было, там и плёлся еле-еле, пока не сел рядом с товарищем.
— Акимка, надо перекурить, — хрипло сказал пулеметчик, открывая забрало.
— Сань не время, потерпи пару километров. На берегу будет место, поставим мины, окапаемся и покурим, да… Найдём высокое место, заляжем и покурим. Давай, вставай…
— Не могу, дай порхнуть, в глазах потемнело.
— Ладно, подыши, ты только температуру сделай двадцать семь, не экономь хладоген, у нас его горы. — Сказал Саблин, скинул ранец и, напрягаясь, полез на бархан.
Залег на самом верху. Ох, как хорошо ему было лежать, он ещё стравил три кубика хладогена в кольчугу, довёл температуру до двадцати восьми. Да, лежать это такое удовольствие, а ещё лучше, если есть возможность закрыть глаза. Но вот только этого он себе уже позволить не мог. Времени у него не было, он заметил на западе, как на бархан легко взлетела фигура, мелькнула и пропала, упав вниз, а за ней ещё одна, и ещё. Дальномер сработал, как положено засёк дальность: тысяча двести семьдесят метров. И тут же чуть левее от них мелькнула на барханах ещё одна фигура. Они шли по их следу.
— Четверо как минимум, — сказал Саблин, — слышишь, Саня?
Но Каштенков не ответил.
— Саня! — Рявкнул Саблин, скатываясь сверху.
Он схватил Сашку за пыльник, встряхнул и заорал:
— Саня, просыпайся, давай, дарги идут, тысяча метров отсюда, просыпайся, браток.
— Я не сплю, — произнёс пулемётчик, врал, конечно, но он смог встать, вздохнул, взял в руки винтовку. — Где они?
А Аким ему не ответил, он лез в ранец, вытащил оттуда ППМНД и быстро закопал её в песок, в бархан, боевой поверхностью на запад, дальше стал выбрасывать из ранца всё ненужное, разряженный аккумулятор, пустые банки из-под воды, кое-что из еды, даже тонкий и лёгкий всегда нужный брезент, и тот выбросил, то же самое он проделал и с ранцем пулемётчика. Он не только облегчал ранцы, он ещё маскировал мину. Думал, что закопай он её просто так, то дарги и на десять метров к ней не подойдут, наверное, не дураки они. А на кучу вещей точно обратят внимания, а может, и вовсе захотят взглянуть, что там лежит.
Когда было готово, он сказал:
— Давай, Саня, давай подналяжем, на берегу отдохнём. Покурим, а сейчас изо всех сил, Саня, два километра, и мы на берегу.
Он так говорил, будто на берегу их ждала победа, или подкрепление, или огневая поддержка. Хотя ничего подобного там не было. Но они оба понимали, что тут, в этих чёртовых кучах песка, у них вообще нет шансов.
Саблин снова шёл вторым, так он мог следить и за товарищем, и поглядывать назад. Но за ним самим бы кто приглядел, он так часто поглядывал на Сашку и так часто косил глаза в угол панорамы, туда, куда подавала изображение затылочная камера, что совсем забыл про себя. Вспомнил, когда к горлу стал подкатывать ком, когда уже стало мутить не на шутку. Глянул на термометр, а на нём тридцать четыре. Пришлось остановиться, выпить воды, затем нажимать и нажимать на клапан, запуская в броню по капиллярам «кольчуги» благостную прохладу хладогена.
Его ещё мутило, и голова была тяжёлой, но уже торопился за пулемётчиком. Прибавлял шагу, чтобы догнать.
Было так тяжело, что приходилось останавливаться. Но он делал вид, что останавливается он, чтобы поглядеть назад, нет ли даргов в поле видимости. Потом снова продолжал иди и снова ускорялся, опять догонял Каштенкова.
И, когда вот так он почти вышел на положенные по уставу семь метров, Саша остановился.
— Чего ты, Саня? — Хрипло и испуганно спросил Саблин.
Он очень боялся, что Сашка опять упадёт, но пулемётчик не упал.
Он указал на юго-восток и произнёс:
— Река, Аким, — и, секунду помолчав, добавил, — и, кажется китайцы.
Да, там были и река, и китайцы. Вернее, армейский китайский грузовик. Саблин «выкручивает» камеры «до упора», точно есть китайский грузовик, только…
— Сгоревший он, что ли? — Продолжает Каштенков.
— Сгоревший. — Подтверждает Аким.
Кто в здравом уме будет жечь хороший грузовик? Только если случайно, в бою. В их полку, к слову, два десятка трофейных. А тут стоит грузовик на возвышенности, на холме, над рекой, сгоревший.
— Нет там китайцев, — произносит пулемётчик уверенно.
И Саблин с ним согласен.
— Пошли, — говорит Саблин, пытаясь разглядеть, что там, на берегу, — надо окопаться, времени у нас мало.
Он боится не китайцев (скорее всего, их уже нет в живых), а тех ловких, пустынных людей, что идут по их следу. Он оборачивается, и всматривается в степь, и не видит ничего опасного.
Они снова идут, напрягая последние силы, иногда скорость движения доводя почти до бега. Да, в глазах темнеет, да, не хватает воздуха, но времени им ещё больше не хватает. Им позарез нужно хорошее место и время… Время, чтобы вырыть хоть какое-то подобие окопа. Пластуны по-другому не могут, не обучены они воевать по-другому. А вот когда у них будут окопчики на хорошем месте и какое-никакое минное заграждение, тут они себя покажут. Уж что-что, а вцепиться в землю зубами и держаться — это они умеют как никто другой. До темноты выстоят. Патронов, слава Богу, хватает.