Ох, французы! - [19]

Ее вынесли в другую комнату, стали расснуровывать, тереть, прыскать, заставлять чихать и едва через час довели до того, что она открыла глаза и, не опомнясь еще совсем, залилась слезами, спрашивая довольно громко: "Где он? Боже мой, что со мною будет!" Дали ей выпить стакан простой воды с колонскою, нанесли всяких сильных снадобьев, все углы платков завязали узлами и отправили с тетушкою домой. Вот и гулянье.

Луку Андреича Визирь нес и бил версты три, но не сбил, и наш Александр Македонский укротил своего Буцефала, но ехать далее не мог, разодрав сапоги и оцарапав ногу о каретное колесо; поскакал к себе переодеться, но, узнав, что княжну больную привезли домой, в первом движении бросился было сам проведывать, но от застенчивости отправил скорохода спросить о здоровье и сказать, что с ним случилось, и все это было не кстати.

Пока лошадь била Луку Андреича, то на улице сделалась суматоха престрашная; в домах кричали: "Ах! ах! что такое? кто такой?"; а народ действительно с усердием вопил: "Держи! держи! ах Мати Божия! ведь это беда! убьет сердечушку! а молодец-то, молодец!" И из сего можно заключить, что красота действует сильно над чувствами: народ принимает живое участие в опасности Луки Андреича оттого, что он велик, строен, молодец и лошадь под ним богатырская; но выпустите скверного парнишку, или важного карлика, или спесивого горбунка,-- пусть его понесет по улице и при народе клеперок с стриженою гривою или сухой кургузый английский пострел, то другого не услышите, как хохот и: "Смотри, смотри, как треплет! экой срам! ну, комедия! и бить-то нечего, и ох сказать не по чем. Уж штука, брат! Ах, ты уродина! туда ж за людьми. Ну, спрашивай ума!" А если кто остановит и спасет этого горбуна или человечка, того примутся бранить: "Что тебе жаль его, что ль, стало? Ну, туда и дорога; не езди; зачем, дурачина, останавливал. Да этакой потехи и не нажить!"

Глава XLIII.-- Ядовитые змеи!

В том доме, где сидела под окном княгиня Глафира Юрьевна, много было гостей, и все барыни под видом сожаления пошли ее оттирать, следственно, слышали слова: "Где он, Боже мой, что со мною будет!",-- и как скоро она с теткою уехала, то и пошли толки: "Жаль княжны бедненькой: она что-то не по себе и приехала".-- "Этого, однако ж, не приметно было".-- "Да она уж давно, как в воду опущена".-- "Как не испугаться,-- есть отчего!" -- "И конечно, на это равнодушно смотреть нельзя, особливо ей. Уж право, дай Бог поскорее конец".

-- Да-с, эта свадьба что-то идет в длинный ящик.

-- Не простительно Луке Андреичу ездить на такой лошади; она же, сказывают, и турецкая.

-- Матушки, какой страх! всех перепугала до смерти.

-- Да ведь он и о себе не думает, не токмо что о других. Это видно по его поведению с княжною.

-- Ну, в этом больше тетка виновата: она Богу даст отчет.

-- Мудрено разобрать, кто причиною, а и княжну похвалить грешно. Да что она такое в нем нашла? мужик с гайдука; я, право, его боюсь; того и смотри, что убьет.

-- Да у гайдука-то, матушка, 5000 душ и все хлебные деревни, одна другой лучше; ну да и бригадир: цугом-то поравняется со всяким.

-- Вот то-то, все до случая; кабы не запрыгала лошадка, так бы княжна не облабетилась.

-- Да она не помнила, что говорила; так без памяти.

-- Ах, мать моя! да у ней памяти никто не отбивал.

-- Да Лука-то Андреич ее убил.

-- А мне так тетушка-то мила: точно как сушеный черный гриб; готовит племянницу заступить свое место. Хорошее дело -- воспитание! Ах, избави Бог, детям оставаться без отцов и матерей, пропадшие бедняжки.

-- Да, сударыня, пример этот мы сейчас видим. Чтоб княжна-то не умерла от испугу. Долго ли до беды! Что же? Девичий от нее не далеко; там места еще много.

-- И, полно, матушка; все пройдет, изволите увидеть. Что за болезнь! тошнота маленькая.

-- Может быть, расстроен желудок.

-- Да, может быть; я так не то думаю.

-- А что же такое? не-уже-ли?.. И, нет! уж этому никак не поверю, воля твоя.

-- Ну, не верь, мать моя; Бог даст доживем -- увидим либо услышим; ведь девять месяцев не век...

-- Вообразите! Ах, Боже мой! вот до чего дожили!

-- Я надеюсь, что с ней это будет в последний.

-- И, полно, матушка! разве тебе жизнь надоела, хочешь свету представления!

-- И дай Бог ему здоровья; мы-то чем же виноваты?

-- Ну натурально!

И пошло тут толкованье, шептанье, сообщения, замечания, лжи, клеветы, и из сего дома в полночь выехало фурий с дюжину, навьюченных ядом клеветы, которая в сутки поднялась, разрослась и разнеслась, как в одно лето башня, кочан капусты и прах земной.

Проклятые злодейки, чертовы посланники, адские почтальоны, звери ехидные! достойно бы вам родиться слепыми, глухими и немыми. Что перед вами убийца? Того законы отдаляют навсегда от общества людей; а вы настоящие душегубцы. О, как жаль, что на вас не привязывают почтовых колокольчиков! Тогда бы звук их при первом движении вашем предохранял род человеческий от острого жала вашего, так как шумящий хвост змеи с колокольчиками извещает людей о приближении сей ядовитой пресмыкающей.

Глава XLIV.-- Посольство.

Двоюродный дядя по матери Луки Андреича, человек старого века, честных правил и при грубой наружности внутренно чувствительный, узнал на другой день приключение племянника на улице и княжны в доме. Навестив расстроенного любовью Луку Андреича, рассказал ему все происшедшее, представил все пагубные следствия, молву городскую и, рассердись, заключил вопросом: "Что ж ты думаешь, жениться или нет? Если хочешь, так напрасно откладывать. Ступай перекрестясь: у тебя люди, лошади и кареты, благодаря Бога, есть, не занимать стать; не давай на поругание будущей своей жены, не губи честной девушки. Если не хочешь жениться, так запрягай лошадей да убирайся куда глаза глядят. Полно срамиться! зачем лез, как сом в вершу? Подумай, брат племянник, ведь это дело не шутка. Да, нынче все не так, как в наше время; тогда была смерть копейка, а нынче честь полушка. Ужели надеешься на то, что сирота тебе досталась? Ты думаешь, что не знаю всех твоих шашней. Нет, брат Лука, я сам у себя. Пойди-ка к зеркалу да посмотрись: ведь краше в гробе кладут; а она, моя милая, была как розовый цвет, а теперь в чем душа держится. Только и разговору, что о ней да о тебе: куда ни завернешь, везде в набат бьют. Ну, что это такое? Если б с моею дочерью этак кто пошутил, да я б ему, собачьему сыну, и руки и ноги переломал -- воля государева со мною. Я отец; детей в обиду не дам ни под каким видом. Нет, ты не в батюшку. И изволь знать, если ты не поедешь свататься, то тебя прошу ко мне в дом не ездить. Хотя и родной племянник и сын сестры, моей благодетельницы, но я тебе ввек этого не прощу".