Огюст Бланки - [23]

Вот, оказывается, за какую свободу сражались рабочие на июльских баррикадах! Орлеанская династия стала еще более решительным защитником привилегий собственников, хозяев предприятий, торговцев, банкиров. Если Бурбоны защищали главным образом интересы дворянства от «третьего сословия», то есть от буржуазии и всего народа, то новая власть стала выразителем интересов буржуазии, орудием ее борьбы с формировавшимся рабочим классом. Господство дворянской земельной аристократии сменилось безраздельной властью крупной буржуазии. Никакой демократизации, никакого расширения прав подавляющего большинства французов не произошло. Напротив, новый режим во многом оказался более деспотическим, чем свергнутая система Реставрации. Только некоторые внешние изменения вроде замены белого флага Бурбонов трехцветным знаменем 1789 года напоминали о революции «трех славных дней», плоды которой были украдены у народа. Революционные республиканцы, рабочие имели теперь против себя более сильного врага, ибо социальная опора нового режима расширилась за счет присоединения к нему прежней либеральной оппозиции.

Бланки видит страшный финал революции. По Сене медленно движется огромная баржа, над которой колышется черный флаг. Трупы убитых, одни в гробах, другие просто навалены на ней чудовищной грудой. Их увозят из морга на Марсовом поле, ибо августовская жара способствовала разложению, и люди, молча стоящие у берегов Сены, ощущают удушливый трупный запах. Течение реки уносит из Парижа тех, кто отдал жизнь за свободу оставшихся в живых. Зато судьба избавила их от чувства горечи, оскорбления и сознания бесплодности их жертвы...

Писатель и историк Гюстав Шеффруа так передает состояние парижан: «Второй день после революции! Внезапное пробуждение тех, которые уснули после лихорадочной деятельности, еще продолжая переживать вчерашние героические события, пораженные быстротой совершившегося переворота. Энтузиасты, которые вчера еще боролись на улицах и врывались в дворцы, оглашая воздух криками надежды и триумфа, сегодня поражены собственной победой и утомлением от нечеловеческих усилий... Их энергия растрачивается в наивном созерцании, их воля теряет цель, и они из действующих лиц превращаются в зрителей. Они воображали, что исполнили всю пьесу, тогда как на самом деле они участвовали только в прологе. На смену им выступают другие люди, которые держались в стороне от опасной борьбы, а теперь чувствуют себя храбрыми, видя утомление борцов. Эти новые люди пришли, чтобы восстановить порядок: оставить почти все на старом месте и лишь кое-где переменить этикетки. Революцию ликвидируют хитрые, осторожные люди себе на уме, чины судебного ведомства, нотариусы, адвокаты и дельцы. Они рождаются и воспитываются, чтобы править».

Конечно, среди июльских борцов распространяется горькое разочарование, тоскливое уныние, мрачный пессимизм, чувство безнадежности и отчаяния. Но именно в этот тягостный момент Бланки обнаруживает величие и твердость духа революционера. Из плачевного опыта июльской революции он извлекает возросшую веру в революционные возможности Франции. «Три славных дня» окончательно и бесповоротно утвердили его решимость посвятить все свое существование делу революционной борьбы. В июльские дни он воочию увидел в действии огромную реальную силу революции — рабочий класс. Он почувствовал, что почва для революции стала более плодотворной, ибо украденная крупной буржуазией победа революции избавила людей от множества иллюзий. Прежде всего он сам окончательно изверился в либерализме, который отныне станет для него ненавистным. Бланки отчетливо увидел также причину неудачи июльских борцов. У них не было вождей, руководителей, организации, программы. «Три славных дня» в жизни Бланки явились концом его ученичества, исканий и сомнений. Отныне его судьба решена, и он видит единственный смысл жизни в профессиональной революционной деятельности.

Но, чтобы обеспечить свое повседневное существование, он возвращается к работе в редакции «Глоб» и снова аккуратно записывает речи депутатов палаты. Наблюдая вблизи это сборище отборных представителей французской буржуазии, он видит, как сквозь господствующее настроение довольства вновь захваченной властью пробивается чувство трусливого облегчения, избавления от страха перед восставшим народом, от которого буржуа дрожали в июльские дни. И Бланки, находясь в самом логове врага, проникается все более ясным сознанием паразитизма, ограниченности, безнравственности правящего буржуазного класса.

Он по-прежнему живет в отеле Нассау, точнее, в меблированных комнатах для студентов в Латинском квартале. Он возобновляет изучение юридических наук. Его положение здесь изменяется. Если раньше мало кто обращал внимание на этого скромного, молчаливого, невысокого студента, то теперь он окружен ореолом июльского борца. Он приобретает заслуженный авторитет в студенческой среде, где чаще всего не признают никаких авторитетов. Изменились и студенты, даже внешне. Все больше среди них таких, кто носит теперь одежду рабочих. Это не просто мода, а результат боевого братства, обретенного на июльских баррикадах.