Ограниченная война: военно-дипломатическая история сражения у реки Халхин-Гол - [37]
Начальник артиллерии 36-й сд майор Г.Ф. Фронт, финн по национальности, опасаясь ареста, сбежал в Маньчжурию 29 мая 1938 г.[251] Это событие привело в замешательство не только корпус, но и Москву. На собрании командирского состава корпуса обсудили вопрос о Фронте и приняли решение повысить бдительность, подписав особое распоряжение по этому поводу[252]. Командующий корпусом Конев считал, что «рассеянность, нерешительность и нетребовательность» командования дивизии сформировали условия для побега Фронта, поэтому по приказу Ворошилова командир 36-й сд И.Т. Емлин и комиссар дивизии Сизов были уволены с должности и исключены из партии. В рядах дивизии была проведена «большая чистка», из состава командования удалены 63 человека как политически ненадежные[253]. Командование корпуса отмечало, что побег Фронта стал тяжелым ударом для политического и идеологического состояния личного состава корпуса[254], но и после «чистки» командование не считало, что корпус был «оздоровлен», поэтому поставило задачу продолжить «очистительные» работы для выявления фашистской агентуры и устранения того недостатка, что политический отдел корпуса до сих пор не отделался от методики Гамарника — Булина[255].
На основании показаний Фронта японская разведка составила доклад на 12 страницах «О Забайкальском военном округе и частях Советской армии в МНР». 14 июля 1938 г. копию доклада получили штаб 23-й пд Квантунской армии и генерал Комацубара. Фронт предоставил Квантунской армии полную информацию о внутренней ситуации в МНР, а также о состоянии, вооружении, местоположении и номерах частей и объединений 57-го ОК[256].
В связи с утечкой информации в августе 1938 г. внутри 57-го ОК прошла значительная реорганизация. Особый моторизованный броневой полк, располагавшийся в Баян-Тумэне, был объединен с отдельным бронеотрядом для формирования 8-й особой мотобригады в составе 36 танков БТ-5, 8 легких, плавучих танков Т-37А, 74 средних, 21 легких броневых машин под командованием майора В.А. Мишулина[257]. Численность бригады была увеличена до 1438 человек. 32-я механизированная бригада реорганизована в 11-ю тбр (командир Фекленко), 36-я сд — в 36-ю мсд (командир И.П. Дорофеев), полки — в 149-й, 76-й и 24-й мсп. Броневую бригаду, квартировавшую в Ундурхаане, реорганизовали в 9-ю мббр, имевшую в своем составе 74 средних и 21 легкий броневик. Командир Шипов был арестован, поэтому с 1 июля 1938 г. на его место был назначен майор Олейников. Посчитали, что охрана на монгольской границе слишком слаба, поэтому в районе пограничного пояса разрешалось находиться только в случае командировочной необходимости и с разрешения командира корпуса или комиссара, и Баян-Тумэн, а также с целью запрета передвижения военнослужащих Красной армии в вышеперечисленных регионах по приказу командира корпуса были установлены линии пограничных поясов[258].
Командир 57-го особого корпуса Н.В. Фекленко.1938–1939 гг.
Осенью 1938 г. Конев уехал, так как был назначен командующим 2-й Дальневосточной армией, поэтому 8 сентября командир 11-й тбр Н.В. Фекленко был повышен в должности и назначен командующим 57-м ОК. Менее чем за год Фекленко поднялся в должности с замкомандира бригады до командующего корпусом. По состоянию на июль 1938 г., корпус состоял из 57 частей и объединений, личный состав достигал 33 125 человек. Также в его состав входили 567 боевых машин (танки и броневики), 87 самолетов, 6288 различных автомашин[259]. В начале 1938 г. начальником Политуправления корпуса был назначен майор И.Т. Коровников, который за короткий срок получил звание комдива, но всего через год на его место был назначен М.С. Никишев.
Ввод частей Красной армии в МНР перевернул военно-стратегическое положение на Дальнем Востоке и предоставил возможность нанести удар по тылу Квантунской армии. Бриджес писал по этому поводу, что «хотя в начале 1930-х годов МНР была третьим торговым партнером СССР, влияние экономических факторов было слабым. Хотя никто не сомневался, что СССР встанет на защиту своего идеологического союзника, на которого он с 1921 г. распространил свое влияние, большее значение имели стратегические факторы. Если бы Япония установила контроль над Внешней Монголией, она бы разделила советскую Дальневосточную армию на две части, получила возможность проникнуть в Забайкалье, разрушив оборонную структуру СССР. Монголо-маньчжурские пограничные вопросы и статус Внешней Монголии в течение 18 месяцев (в 1935–1936 гг.) были в центре внимания советско-японских отношений… События, происшедшие за это время, в результате не только укрепили СССР в намерении защитить Внешнюю Монголию, но и подняли монгольский вопрос на второе по значимости место для советской стороны, поэтому, нарушив протокол 1936 г., части Советской армии в 1937 г. проникли на территорию Внешней Монголии»[260].
Летом 1938 г. командование 57-го ОК считало: «В создавшейся военно- политической обстановке на Дальнем Востоке пребывание Корпуса в МНР является серьезным фактором предостережения агрессорам и имеет большую и благоприятную перспективу в конкретной обстановке… в связи с затянувшейся войной японских захватчиков с китайским народом»
