Огонёк в чужом окне - [6]

Похоронили мы его в прошлом году, нашего прораба... Видно, болел он давно, да терпел, а когда обратился к врачам, взяли его на срочную операцию и... поздно.

Мать Родиона умерла три месяца спустя. Инвалид войны. Три раза ей делали операцию после ранения: сначала отрезали ногу до колена, затем выше колена, а потом уж и совсем. Она была санинструктором на фронте, тащила с поля боя раненого солдата, в это время ее и хлестануло пулеметом. Раненого солдата и санинструктора направили в тыл одним самолетом... После госпиталя они поженились. Долго у них не было детей, и наконец появился долгожданный Родион.

«Если б отец был жив, мама еще продержалась бы,— сказал Родион. — Не могли они друг без друга...»

А он не смог оставаться без них в большой квартире, ушел в общежитие. Живут они сейчас вдвоем с Пепо-ром. Раньше с ними жил и я... До женитьбы.

Интересно, что сейчас делает моя Клавочка? Отбирает платья, какие возьмет с собой в деревню? Я так за то, чтоб ничего лишнего не брать: бабку-то нам придется тащить с ее скарбом! Но Клавочка любит наряжаться, модница. Пусть...

Эх, если б не бабка, поехали бы мы в Гагру, на то (*амое священное место, где мы с Клавочкой повстречались. Мы нос к носу столкнулись в море. В тот день в самый разгар жары вдруг припустил дождь. Все живое, что жарилось на пляже, бросилось или под тенты, пли и поду. Как сейчас вижу: люди ныряют, кувыркаются, рс;жится, только одна голова торчит из воды как сипя, н дождь новею хлещет по ней, отыгрывается.

- Шевелитесь! — крикнул я.— Замерзнете!

Я плавать не умею,—сказала девушка.

Я вызвался за три дня научить ее плавать. Она чувствовала себя спокойно и не визжала от страха на весь пляж, если держалась за меня: обхватит мою шею обеими руками, как дитя мать, и не оторвешь. Нельзя сказа ть, чтоб это не нравилось мне. Наоборот.

Часто я засматривался на светящиеся окна домов и ь'тидонал людям: за каждым огоньком таилась своя жизнь, снос счастье. На мою же долю выпала сплошная казарма: сначала у Снегурочки, затем в армии и, наконец, и общежитии.

Целую неделю, вечер в вечер, я утрамбовывал своими (югппками площадку у Клавочкиного дома, а на ио1’1.мой день яркий огонек ее окна втянул меня туда, кпк пылесос бумажку.

Теща, ясное дело, не о таком зяте мечтала. Когда ушили, что я нсего-навсего «рабочая косточка», сникла нея, даже в объеме вроде бы уменьшилась, а габариты у нее... Шестьдесят второй размер, который она носит, сам говорит за себя.

— По канализационной части, значит? —спросила она упавшим голосом.

Я заранее приготовился к обороне:

— Вас это возмущает?

Женщина подтянула правое плечо к уху—привычка у нее такая, разочарование или недоумение выражает.

— Да как вам сказать, Виктор... Молодежь сейчас ищет работу почище. Чтоб выделиться, отдавать команды, а не исполнять. Такую должность престижной называют, слыхала...

— Я глубоко убежден,—веско сказал я,— что любая профессия, любая работа носит элементы романтизма, если делать ее с душой, если постоянно искать, идти от хорошего к лучшему и не рассматривать труд как необходимость, как отбывание повинности... Каждая специальность таит в себе поистине неисчерпаемые возможности для творчества...

Говоря это, я строго смотрел на Клавочкину мать, с удовлетворением отмечая, что мой авторитет в ее глазах поднимается, как столбик ртути в термометре, опущенном в горячую воду. Откуда же ей было знать, что эти слова Родионыч выписал из книги прославленного советского авиаконструктора Александра Сергеевича Яковлева «Цель жизни» и повесил в нашей передвижной бытовке. Не хочешь, так запомнишь, всегда перед глазами: усваивай!

А Клавочка после школы долго не знала, куда ей пойти, чем заняться, потянулась за подружкой на курсы машинописи, поработала в каком-то учреждении месяца с два и пятки смазала: «Набросают ворох бумажек, и разбирай чужие каракули до мотыльков в глазах!» Не по душе пришлась ей и работа приемщицы в ателье по ремонту обуви: «Одуреть можно от кожных запахов, хоть нос ватой затыкай!»

Теперь она осела на кондитерской фабрике, никакие тамошние запахи ее не раздражают, топчется в белом халатике возле конвейера, регулирует потоки конфетных ручейков, техникой управляет, довольна.

С работой у нас полный порядок.,.

Ну и духотища сегодня. Как в бане...

Набираю ковшом воду из ведра, отхлебываю несколько теплых глотков —во рту от них как от застывшего бараньего супа—и выплескиваю Пете Портянки-му ни спину. Он подскакивает вместе с лопатой:

— Оплеуху просишь?

— Пет-нет, спасибо, я же понимаю — недостоин.

Понор поддел лопатой порцию бетонной каши, вы-

трмхнул ее и пустую ячейку и сказал вздохнув:

* Трепнч ты, йот кто.

- - Поздриилию с открытием.

— • Надоел ты мне!

- • Л ты думаешь, почему я уезжаю?

Мы, как задиристые петухи, отвели назад локти, коснулись грудыо друг друга и засмеялись...

Время после обеда пролетело куда быстрей.

М не стал, как обычно, мыться до «белой кожи»—■ домн ждет меня генеральная мойка, ополоснулся кое-кпк иод крапом, попрощался с братвой, отозвал Пепора н сторонку, сунул ему десятку:

- • Киждое утро молоко чтоб пил!