Огонёк в чужом окне - [22]

— Трепло!

Волнуясь от чего-то непонятного, я открыл дверь своим ключом и позвал:

— Принимайте гостей, хозяюшки!

Я первый раз принимал в своем доме своих гостей...

Обувь снимать пришлось всем: теща заслонила собой дверь в гостиную, отдавала приказания:

— Разувайтесь, разувайтесь, у нас пол теплый.

Мне понравилось, что ребята разделили цветы на

три пучка. Свои цветы теща и Клавочка сразу же поставили в вазу, а бабушка долго держала: то к лицу поднесет^ то к груди приложит, сама улыбается, а на глазах слезы.

Но что меня поразило — сегодня даже тестя удалось нарядить в парадную форму — костюм и белую рубашку. Можно представить, сколько сил понадобилось женщинам, чтоб уговорить его вылезти дома из пижамы.

Стол, как говорится, ломился от жареного, пареного, печеного. У Клавочки вид все ожидания превзошел. Какое-то платье новое появилось, яркие цветы, широкий на груди вырез, талия до предела стянута. В ушах серьги. Блеск] Друзья вовсю глазели на мою ненаглядную, хоть ввдели ее и не первый раз. Я сиял от гордости и за прием, и за красивую жену.

Как хорошо прошел бы этот мой праздник! Если бы не пришли женщины из нашего двора. Оказалось, что умер одинокий пенсионер, бывший военный. Я знал его только понаслышке, но говорили о нем много хорошего. Человек этот любил детей и занимался с ними с утра до вечера: то они военные игры устраивали, то мастерили что-то, то ходили по квартирам одиноких жильцов: хлеб приносили, молоко, газеты, какие-то поручения выполняли. Дети держались возле этого пенсионера, как цыплята возле наседки...

Люди решили купить ему хороший венок, пошли по квартирам: давали кто сколько мог. Пришли и к нам.

Клавочка моя забегала, засуетилась, потребовала у матери десятку.

— Да ты что? — испугалась теща. — С какой стати! Я его знать не знаю!

— Перестань,— прошипела моя жена.— Не мешай!

Они разом потянулись к сумке из искусственной кожи. Клавочка опередила мать, открыла замок, выхватила десятку и упорхнула в коридор.

Мать села, приложила руку к груди, закрыла глаза, задышала часто, утомленна. А мы услышали:

-- Вот видите, последняя десятка у нас! А мелочи нету, так что извиняйте, до свидания.

Я вскочил, зашарил по карманам: у меая был трояк.

— Погодите! — выметнулся в коридор, сунул кому-то в руку деньги.

Мое самоуправство пришлось не по душе моему семейству, и оно налетело на меня, обрушилось, забыв, что у нас гости.

— Ты меня подвел! — взвизгнула жена. — Хотел показать, что хороший, а я жмотиха?

— У нас же нет детей,— сказала теща. — Пускай родители дают. Если б знакомый был, другое дело, что ж вы, Виктор, так жену опозорили, стыдно вам.

— Дешевый авторитет зарабатывает! — звенела Клавочка.

— Говорил тебе: не суйся в бабьи дела,— подал голос тесть.

Я окаменел от стыда. Страшный суд...

— Какие ж это бабьи дела? — не выдержал Пепор.— Люди хотят отдать последний долг. Умер хороший человек... Венок для него. Благородно... — Он встал. — Спасибо за обед, извините, мне пора...

Следом поднялся Гошка, за ним остальные.

— Витюша,— жалобным голоском позвала Клавочка. — Ты же знаешь, я не усну, пока ты меня не поцелуешь. Витя, ну?

— Перестань! — резко отозвался я и позволил себе повернуться лицом к стене. Такие поступки прощать нельзя, думал я. Но мое возмущение уже в какой-то степени улеглось.

— Витюша, что я особенного сделала? Это мне на-др на тебя сердиться. Как ты меня перед своими выста-бил, а? Опозорил!

— А ведь мы с тобой можем разойтись,— сказал кто-то моим голосом. Не могу поверить, что такие слова вылетели из меня.

— Мы?! С тобой?! — Клавочка засмеялась. — Брось глупить, такое сморозил! Разойтись! Я же тебя люблю, ты же мой, мой Витюша!

Она прижалась губами к моей шее, затем принялась целовать губы, щеки, волосы, дышала на меня влажным, пахнущим сиренью теплом и шептала, не отнимая губ:

— Глупый ты мой, я люблю тебя, люблю... Зачем нам ссориться из-за пустяков? Дурак ты, дурак:..

Действительно дурак, мысленно согласился я, с ошеломляющей радостью ощущая, как исчезают между нами преграды...

Что я могу с собой поделать, если я — это градусник, на котором отражается температура Клавочкиного отношения ко мне: то полыхаю от головы до пят, то покрываюсь колючим инеем...

Глава пятая ОГОНЕК В ЧУЖОМ ОКНЕ

Неожиданно я оказался Гошкиным гостем. Шли мы с ним вместе домой после работы, он и позвал:

— С родителями познакомишься, музыку послушаем, отец купил стереофонический проигрыватель — высший класс! Пойдем, Вик, не пожалеешь!

— Разве что на полчаса,— согласился я.

Домой мне идти не очень-то хотелось. До сих пор на душе неприятный осадок от недавнего разговора с Клавочкой.

Со мной на работе случилось невероятное. Мы как раз меняли старый колодец. Видно, это и было тем самым яблоком, которое выбрало именно мою голову и тюкнуло по ней. Меня как бы вдруг осенило: зачем мы тратим колоссальные деньги и время, когда меняем старые колодцы на новые? Без этого можно обойтись, можно!

В тот день я так светился от радости, что, похоже, мог в любой темноте заменить электролампу. Большого труда стоило мне никому ничего не сказать на работе, с Клавочкой первой хотел поделиться. Домой летел, потом еле дождался, пока мы с ней ушли в свою комнату. А там я закрыл двери, включил все, что можно было включить: верхний свет — там люстра с пятью плафонами, торшер, ночник,— сел на кровать, поджал по-турецки ноги и принялся выкладываться перед женой.