Огонь в небесах - [3]

— Это — меч человеческий, не ангельский, — сказал кто-то за спиной.

Кисть выпала из рук. Агафангел истово перекрестился и обернулся.

В мастерской стоял человек в черной одежде. Агафангел еще раз перекрестился.

— Господи Иисусе…

— Сегодня ты меня не прогонишь. Я не воевать пришел.

— Изыди, бес!

Демон устало махнул рукой.

— Оставь… Я же сказал, что не воевать пришел. У меня есть право быть здесь.

— И кто же дал тебе это право?

— Тот, чье имя ты призываешь, ради чистой души. Или ты после двадцати семи лет в монашестве так и не усвоил, что все, происходящее под небесами, попущено Богом?

— Что тебе надо?

— Твое присутствие. Кстати, как тебе мой новый костюмчик?

— Зачем ты пришел? — спросил монах, пропуская мимо ушей последнюю реплику нежданного собеседника.

— Однако, мы не такие уж разные. Ты тоже ничего не понимаешь в моде.

— Перестань! Я задал тебе вопрос!

— Да, я слышал. У тебя никогда не было чувства юмора, — демон помолчал, прежде чем продолжить, словно подбирал слова, — Потому что… это утоляет одну боль, доставляя другую. Ты славно пишешь, монах. И черты, и характер удался.

— Тебе видней.

— Это уж точно… Величайший воин из всех созданных. Никогда не забуду свою схватку с ним лицом к лицу. А меч у Архистратига не из металла, а из обжигающего яростного пламени.

На всякий случай монах пробормотал молитву Животворящему Кресту и еще раз оглядел старого знакомца. Тот медленно отошел к окну и прислонился к стене.

— Скажи, Агафангел, а ты смог бы простить наши давние столкновения?

— Зачем ты спрашиваешь меня об этом? Бесам не нужно прощения людей. Вы прокляты людьми и Богом.

— Может быть! — глаза демона вспыхнули алым огнем. — Да, мы прокляты. Но почему же тогда мы не уничтожены? Зачем мы существуем?

— Ты меня спрашиваешь? Вы же бессмертны, — пожал плечами старец, несколько пообвыкнув к присутствию странного гостя.

— Глупость! Все что создано может быть уничтожено. А иначе какой смысл в древней битве между нами и ними? Зачем мечи, доспехи?

— Ты хочешь сказать, что вы смертны?..

— Нет, мы бессмертны сами по себе. Но и демона, и ангела можно убить. Иначе на чем бы держалась воинская слава Михаила? Легко быть отважным, если уверен в собственной безопасности. В чем смысл восстания Люцифера? Неужели ты думаешь, что наше сражение не более, чем бутафория?

Агафангел развел руками. Он не знал ответа.

— Так зачем мы не уничтожены, монах?

— Хочешь сказать, из-за вашей силы?

— Ты веселишь меня. Что сила ангелов перед силой Бога?

— Если вы это осознавали, то на что надеялись, восстав против Него? Обрекли себя на гибель и вечные муки?

Агафангел изумленно смотрел на демона, стоящего перед ним.

Тот опустил веки.

— Это трудно объяснить. Вот ты, родившись, знал, что умрешь. Однако ты живешь, трудишься, и в тайне мечтаешь продлить свой век. Многие из твоего племени готовы почти на все ради достижения каких-то целей. А ведь им, как и их наследникам, и детям наследников в итоге предстоит прописка в гробу и трупные черви в качестве компаньонов. И тебе тоже, Агафангел.

— Я уже родился смертным, а вы сами решили свою судьбу.

— У вас тоже в Эдеме был выбор.

— Нас прельстили, а вы пали по собственной воле.

— Вам посулили власть и знание — и вы пали. А у нас уже было и то и другое. Хотелось большего. Созданный обречен быть меньше создавшего, а это несправедливо. Ты не знаешь огня, распалившегося в нас! Он пожирал, увлекал, манил, он подарил отчаянье. По сути, мы пали по одной причине — от жажды большего.

— Вы полны ненависти и злобы.

— По отношению к людям? Нет, это не ненависть… Это презрение и гнев. Вы, слабые, безвольные, вы имеете право выбирать до сих пор. Ваше племя на протяжении жизни тысячу раз предает и кается — и вас прощают… А у нас нет больше выбора. Одна ошибка. И все. Вы живете играя. Для нас же существование — вечная боль.

— Расскажи мне про ад, — вдруг попросил монах своего давнего врага.

— Про ад? Нечего там рассказывать. Придет время — все тебе покажут, и думаю, ты испытаешь разочарование. Ни сковородок, ни пламени.

— А как же геенна огненная?

— Символ, означающий нечто совершенно иное… Помнишь, когда ты медлил исполнить свой обет, сладкий, выворачивающий душу наизнанку зов заставлял тебя рыдать, глядя в распахнутое звездное небо?

На ресницах Агафангела появилась капля и затерялась в густой поросли его бороды.

— Да…Я помню.

— Представь себе эту боль, увеличенную в сотню, в тысячу раз — и ты поймешь, зачем я пришел к тебе.

— Неужели?.. Неужели призыв Бога слышен и в аду?.. Истинно нет предела милосердию Божию…

— Лучше бы был, — усмехнулся демон, — Эта мука пострашнее серного озера. И хуже всего то, что за единый миг ее можно все отдать… А когда зов чуть смолкает…

Демон подошел вплотную в иконе Михаила. И в его глазах мелькал тени прошлого: блики от мечей и доспехов, чьи-то лица, всполохи света, и рука невольно потянулась к груди — к тому месту, где под одеждой скрывался глубокий шрам от оружия того, чей образ так талантливо воссоздал иконописец.

— Так вот почему вас не уничтожают… Бог надеется на ваше раскаяние.

— Нет. Он прекрасно знает, что никакого раскаяния не будет. Существо, испытавшее хоть малейшее сомнение в этой истине — предатель Люцифера и князя, которому служит. Подобный поступок является предательством и изменой. Виновный подлежит немедленному уничтожению. То, о чем ты подумал, невозможно из-за того что мы не хотим. Не хотим, потому как не имеем права и не нуждаемся в этом!