Огонь подобный солнцу - [19]

Он заглянул в ее карие глаза, покрасневшие от слез.

— Жизнь — это насмешка. Я всегда любил ее, но это — злая шутка. Ты влюбляешься в нее, а она, вильнув хвостом, исчезает, как шлюха. Она убивает людей, которых ты успел полюбить. Бог, кем бы он ни был, порядочный злодей.

— Бог посылает нам испытания, Сэм.

Коэн потер лицо, словно пытаясь прогнать усталость.

— Почему все лучшее умирает, а зло и уродство живут? У старика с Моди Кхола, который дал мне это пончо, в хижине на стене висит фотография Кеннеди. Где-то там, в горах Непала, где люди еще живут как в каменном веке, он знал и тоже любил его. Кеннеди больше нет, как нет и его замечательного брата, нет Мартина Лютера Кинга и Медгара Эверса, нет Мальколма Экса, а такой злой, уродливый малодушный обманщик, как Ричард Никсон, живет; продолжает жить и злобная кукла Барби с лицом Рональда Рейгана! Почему так?

Она начала наводить порядок в крошечной квадратной комнатке.

— Все могло бы быть иначе… — Ее взгляд упал на его ноги. — Тебе ведь холодно!

— Они наверняка следят за моей квартирой. Завтра они и сюда нагрянут. Мне надо уходить, тебе тоже.

— Я никуда отсюда не уйду, хоть убей.

— Это безумие! Иди к Райамаджи или еще куда-нибудь.

— Сам иди! Возьми что-нибудь из одежды Пола там, в спальне.

— Надеюсь, что им нужен только я. Тебе без меня, наверное, будет безопаснее. — Ему стоило невероятных усилий подавить в себе желание уткнуться лицом в руки. — Кажется, что все это происходит не со мной, а где-то далеко. Я умер, Ким, и все это время я был мертв.

Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его.

— Одень что-нибудь. Поторопись!

* * *

В спальне на кровати лежала светлая ночная рубашка, с палки в углу свисали юбки и платья, на полу валялись скомканные белые трусики. Ножки кровати стояли в консервных банках с водой от клопов. Возле кровати — кожаный чемодан с одеждой, ее и Пола. Коэн нашел чистую майку, носки, рубашку и потертые джинсы. Под вешалкой стояли две пары альпинистских ботинок, пара великоватых ему кроссовок с изношенными носами. Сев на пол, он стал завязывать шнурки. Одежда сохраняла запах Пола. Голубые с белым кроссовки как бы подчеркивали его отсутствие, и это было невыносимо.

Он взглянул на себя в зеркало. «Я не ощущаю глубины каждой прожитой секунды жизни. В этом причина моих неудач. Вот поэтому я и умер, это мне и нужно изменить». Грубоватые черты его загорелого лица обострились, тонкие губы большого рта потрескались, неоднократно перебитый нос резко выделялся под сузившимися голубыми глазами с покрасневшими белками, темные волнистые волосы, спутавшись, слиплись от грязи и пота, рыжеватая борода росла по-юношески неравномерно. «Ты далеко не красавец, приятель», — сказал как-то Пол.

— Зато я белый.

— Да, — усмехнулся Пол. — Вот в этом-то и вся твоя беда.

На полке над изогнутым ледорубом лежал футбольный мяч, свиная кожа залоснилась от времени, шнуровка задубела от пота и бесчисленных ударов. Мяч привычно лег в руку, как бы став ее продолжением, знакомое ощущение шнуровки под пальцами. «Я помню, — словно обращаясь к Полу, сказал он, — когда одного лишь прикосновения к нему было достаточно, чтобы вызвать у меня чувство умиротворения». Он взял бритву Пола и, согрев на кухне воды, побрился. Выпил еще чаю, который принесла Ким, и поставил чашку в раковину.

— Пошли.

— Куда?

— В какой-нибудь пустой сад. Нужно немного поспать. Я так устал, что ничего не соображаю.

— Прости, Сэм, я была не в себе… Ты убил человека — это ужасно.

Он подошел к ней.

— Я бы еще тысячу раз убил его за то, что он сделал. Единственное, о чем я сожалею, что вынужден убегать и не могу открыто встретить их. Что сейчас я совсем не надеюсь, что мне кто-нибудь поверит. Дашь мне одеяло и спички?

Она принесла из спальни одеяло и коробок спичек с прыгающим тигром на этикетке. Он начал было рассказывать ей про леопарда, но умолк, подумав о Поле.

Ее губы снова задрожали.

— Я могу разминуться с ним, поэтому не буду рисковать. — Она попыталась изобразить улыбку. — Меня-то ведь никто не тронет.

— У нас есть запасной вариант на случай, если он опоздает, или же я не смогу дольше оставаться в Катманду. Бар Le Serpent d’Etoiles в Париже. Где мы обычно бывали.

— До меня.

— Если что-нибудь не так, встретимся там.

— Что-нибудь? — она потрясла головой. — Да ты спятил, Сэм. Уже все не так.

— Ты бы поспала, — он изобразил нечто похожее на улыбку. — Чтобы завтра ты смогла блистать красноречием перед своими грязнулями.

— Они чище меня, Сэм.

— Прости, я не хотел. — Он убрал волосы, прилипшие от слез к ее щеке. — Просто кажется, что все человеческие усилия напрасны…

— Они голодают; те, которые выживают, постоянно хотят есть. Их родители умирают, едва дожив до сорока. И все же они счастливее нас. Я вижу это по их глазам. Они благодарны только за благо жить.

— Это Божий дар, который мы растаптываем. — Он взял ее руку и, обняв за плечо, прижал к груди. Пламя лампы, качнувшись от легкого дуновения, выпрямилось. Где-то вдалеке от голода завыла собака.

Глава 5

Он развернул грубое колючее одеяло и сел, почесываясь от клопиных укусов. Серый прохладный воздух казался едким от дыма очагов и резкого запаха испражнений. «Добро пожаловать в экзотический Катманду», — пробормотал он, вспомнив самоанский пляж, темнокожую девушку в белом бикини с белой орхидеей в руке и ниже слова: «Первый день жизни».