Река с грохотом обрушилась на висячий бамбуковый мостик и, больно ударив по ногам, швырнула его на поручни. Дождь с ревом бил в лицо, заливая глаза и рот; ветер неистово трепал мост, веревочные поручни врезались в пальцы. Скользя босыми ногами по настилу, он стряхнул воду с лица и продвинулся чуть-чуть вперед. Он видел, как впереди мостик прыгал и отчаянно метался над черными, пенящимися волнами; его дальний конец, поднимаясь, устремлялся к вырубленной в скале тропе. Кружась в водовороте, проплыло дерево. Корни, словно когтями, вцепились ему в ногу. С грохотом упал в реку отколовшийся кусок скалы. Уж не повернуть ли назад? Он оглянулся; мостик резко дернулся.
Сквозь завесу хлеставшего дождя он увидел, как оставшиеся там, на тропе, беспомощно наблюдали за ним: Алекс и Пол подползли к краю скалы и пытались удержать трос мостика, Стил и Элиот сжались под блестевшими от дождя пончо, десяток полуголых непальцев-носильщиков сидели на корточках рядом с поклажей, Гоутин застыл чуть в стороне от других.
Мостик накренился, и он еще сильнее вцепился в него руками. Оглянувшись снова, он увидел ползущего к нему Алекса и, стараясь удержать равновесие, махнул ему, чтобы тот полз назад; но вдруг мостик перевернулся, вздыбившаяся река рванула его вниз, пальцы скользнули по бамбуковым бревнышкам; от ледяной воды заломило уши и кости, он судорожно пытался ухватиться за болтавшийся рядом конец троса, когда очередной порыв ветра оторвал его от моста.
«Еще не конец. Онемевшие пальцы скользят. Еще нет. Трос. На конце должен быть узел. Господи, рука. Да отпусти же. Еще немного. Боже, какая боль! Я не должен умереть. Рука скользит». Мостик дернулся вверх, и он пробкой вылетел из ледяного потока. «Господи, воздух. Как хорошо вздохнуть! Теперь подтянуться и перехватиться повыше. И держаться — держаться во что бы то ни стало».
«Руки ничего не чувствуют, нестерпимая боль. Не сдамся. Можно ухватиться вон там. Чуть ближе. Ну отпусти, пожалуйста. Еще не все. Господи, помоги, спаси меня. Кажется, ухватился. Теперь другой рукой, пальцами за деревяшку, теперь зубами, руку наверх, за мост. Подтянуться». С невероятным усилием он лег грудью на мостик, задыхаясь и жадно глотая воздух.
Сквозь грохот дождя и завывание ветра Пол что-то говорил ему прямо в ухо, однако он не слышал слов, а лишь чувствовал, что Пол рядом. Пол поволок его за руки по мостику к дальней стене каньона, потом вверх на узенькую тропку.
Казалось, дождь слегка поутих. Он прислонился спиной к скале, свесив ноги над обрывом, ничего не соображая, видя только змеиный водоворот гонимого ветром дождя над взбаламученной рекой. «Я умер. Это уже что-то другое. Да нет, Пол вернул меня. Любимый брат мой, Пол».
Ветер стих, и отчетливее послышался рев реки. Он осмотрел ссадины на руках и груди, попытался глубоко вздохнуть, но боль пронизала тело.
— Не ожидал такого, — выдавил он.
— Надо было вернуться, — голос Пола был хриплым.
— Испугался я страшно. — Он смотрел на реку, которая, как черная бездушная пантера, играла мускулами. — Она схватила меня.
— Кали Гандаки, — Пол плюнул в реку, — мать Ганга. Ты что, сумасшедший, Коэн? Стила хочешь переплюнуть?
Его собственный голос, казалось, доносился издалека, был больше похож на голос мальчика или старика.
— Почему она не забрала меня?
Положив руку ему на плечо, Пол поднялся.
— Потому что ты ей не нужен.
— В какой-то момент мне стало наплевать — я почти сдался. Но что-то удержало меня.
— Тело любит жизнь, вставай. — Пол протянул руку. — Я знаю, тебе больно. Пошли, это пройдет.
Коэн поднялся, чувствуя под пальцами босых ног край обрыва. Повернувшись, он улыбнулся, глядя на мужественные черты лица Пола, его воинственно очерченный нос, высокие черные скулы, классическую форму его головы на крепкой мускулистой шее.
— Надо было охладить Стила.
— У меня было желание его убить.
— Он, должно быть, чувствует это, — Коэн оторвал взгляд от реки.
— Все-таки он прилично платит!
Склонившись над обрывом, Пол размял икры.
— Это-то и держит нас в Непале.
— Нам надо быть потверже.
— Его ничем не проймешь. Это же безумие — бросаться вверх по реке в Чан-Шань. А мы пляшем под его дудку. — Пол выковыривал грязь между пальцами ноги.
— После Катманду он точно сбесился: как ночь, так он пытается выжать еще хоть несколько метров пути, затюкал непальцев, которые волокут по 80 фунтов, а сам идет налегке.
— Только со своими дурацкими камерами.
— Видишь ли, он живет в своем мире и в мире таких же, как он. Ведь когда смотришь виды Непала, перенесенные на пленку, заправленную в идиотскую коробочку, и ешь при этом мороженое, видишь не настоящий Непал, а призрачный.
— Кстати, знаешь, когда я в последний раз ел мороженое?
— Два года назад, как и я.
— Я ни капельки не скучал как по нему, так и по тому миру, — усмехнулся Коэн, — просто мы, наверное, не любим работать на кого бы то ни было.
— Дело не в работе.
Пальцем ноги Пол столкнул камень с обрыва. Неистово вращаясь, тот загремел вниз по скале и упал в реку, вспенив воду вокруг.
— Мерзкие типы этот Стил и Элиот. Тоска.
— Может, нам стоит их пожалеть? Мы не ведем их в Нирвану, а только до Мустанга и обратно. Потом они повезут свой целлулоидный Непал назад в Штаты.
