Огонь ласкает - [7]

У меня есть дурацкая привычка заполнять паузы в разговоре, не подумав. Вот и сейчас я так сделала.

— Да, — согласилась я и умолкла, словно мне ударили под дых. — Мистер Фрейзер, вы имеете в виду то, что я думаю, вы имеете в виду?

Его лицо расслабилось, и на нем появилась мальчишеская улыбка.

— Ну и как мне ответить на этот вопрос?

— Просто скажите мне, не та ли это очаровательная девчушка, с которой я вас видела в воскресенье!

Это были тон и слова, которые я использовала в общении с одногодками, и они выскочили прежде, чем я успела подумать. Как бы то ни было, он, видимо, не был против подобной фамильярности и, расплывшись в улыбке, вдруг стал выглядеть на несколько лет моложе.

— Да. Это была Фиона. Она очаровательна, правда?

— Совершенно с вами согласна, — тепло ответила я. — И примите мои поздравления. Надеюсь, вы будете очень счастливы.

Я неловко протянула руку. Он пожал ее безо всякого смущения, снова улыбнувшись.

— Большое спасибо. — В его глазах мелькнуло сомнение, а потом вспыхнули игривые огоньки. — Я не буду говорить вам, что сказал на это босс.

«Босс» вместо формального «мистер Пратт» прозвучало совершенно обезоруживающе.

— Дайте угадать, — рассмеялась я, зная любовь босса к клише, — он пожелал вам множества маленьких хлопот!

— Именно так, — признал изменившийся до неузнаваемости К.Ф.

Я добавила собственное клише:

— Не волнуйтесь. Может, этого никогда не произойдет!

Разговор, в который не поверят Хэзел и Пег. Особенно в бесхитростное признание:

— Я был бы очень огорчен. Я люблю детей.

Любопытственнее и любопытственнее. Мне казалось, на нем жирным шрифтом написано: «Убежденный холостяк». Тем временем он продолжал:

— Я знаю, что в помолвке нет ничего криминального, но дело в том, что здесь никто ничего об этом не знает, кроме вас и босса. Мы решили, что еще немного подождем, прежде чем объявить о ней. Мать Фионы только что перенесла операцию, моей скоро тоже должны сделать, так что сейчас не самое подходящее время.

— Больше ни слова! — с пафосом объявила я. — Мы с боссом будем немы словно рыбы. — И добавила уже серьезно: — Честное слово, я могу, ну если очень постараюсь.

Он пристально посмотрел на меня и мягко произнес:

— Да, уверен, вы можете. И спасибо вам.

Что-то подталкивало меня продолжать разговор, превысив даже мой лимит идиотских реплик.

— Я даже не знала, что у вас есть мать.

— Ну это же в порядке вещей, — мрачно заметил он. — У меня еще и отец есть.

— Надеюсь, это будет не очень серьезная операция.

— Ну, она не такая уж легкая, — признал он, — но, насколько я знаю, ее состояние врачей вполне устраивает. Спасибо.

И он ушел.

От печатания зуб болел еще сильнее, и я позволила себе роскошь прерваться и закрыть глаза. Но они тут же распахнулись при звуке голоса:

— Мисс Гибсон, с вами все в порядке?

Мой господин и повелитель — вот уж кого только не хватало — стоял и смотрел на меня. Когда я в двух словах объяснила, в чем дело, его реакция на ситуацию меня совсем опечалила.

— Полагаю, вы уже звонили вашему дантисту?

— Ну, собственно, еще нет. Я была слишком занята, — промямлила я.

— Тогда, думаю, не стоит откладывать это на потом.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился у края моего стола прочитать письмо, которое я печатала. Я прилежно стучала по клавишам, не поднимая глаз. Он тоже не смотрел на меня, только небрежно бросил:

— Продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Напечатав еще две строчки, я почувствовала, что взгляд переместился с письма на мое лицо. Я подпрыгнула, когда рука дотронулась до моего плеча. Другая рука вручила мне телефонную трубку. Я сердито набрала номер, гадая, почему же я такая бесхребетная.

Судьба, однако, показала, что она все еще является хозяйкой положения. Мистер Болтон уехал в отпуск и должен был вернуться только через две недели.

— Он уехал. — Я искусно придала голосу легкое раздражение. — Придется отложить визит.

— Ни в коем случае, глупое дитя, — грубовато возразил К.Ф. — Сидите здесь, а я позвоню тому врачу, у которого был вчера.

У меня не просто так рыжие волосы. Я уже десять лет не была «дитя», и никто, никто не смел меня так называть. И в довершение всего — этот мистер Поррит! Мистер Поррит, алкоголик, дурно обращающийся с женами и секретаршами! И я сделала то, от чего мы с Хэзел с трудом удерживались, если нам давали печатать еще одно письмо без пяти пять. Я закричала. Тонко и чуть слышно. Детский вопль ужаса.

К.Ф. положил трубку и уставился на меня:

— В чем, черт возьми, дело?

— Только не он! — Я так энергично замотала головой, что волосы упали на лицо, и мне пришлось откинуть их рукой. — Мы не пойдем к мистеру Порриту. Мой отец этого не одобрит.

— В случае крайней необходимости, я думаю, он не станет возражать. Тем не менее… — Он положил трубку на место. — Думаю, вам лучше сделать так, как устраивает вас. Только сделайте обязательно. Я не хочу, чтобы завтра вы появились в таком виде.

Он поднялся и прошел в свой кабинет.

— Ты всегда можешь привязать зуб к дверной ручке, — сказала Хэзел, когда я рассказала ей о своем затруднительном положении.

— Иди к черту! — от души попросила ее я.

Через десять минут она появилась снова.