Огненный пес - [62]

— Боже мой, разве такое возможно? А где Сан-Шагрен?

— Или кормит собак, или пьет в кабачке.

Господин де Катрелис говорил едва слышно, он почти лежал на гриве Жемчужины.

— Но сможет он привести собак?

— Лошадь ему поможет… А ты помоги мне слезть. Я очень устал, «истинно говорю», — нашел он в себе мужество пошутить.

— По крайней мере, вы ели хоть что-нибудь, хозяин?

— Последний раз мы ели вчера вечером.

— Откуда вы добираетесь?

— Из Плоэрмеля, моя добрая Валери. Я рассчитался с «Дьяволом» прямо посреди ярмарки, при всем народе. Ты представляешь себе эту картину?

— И они не накормили вас даже завтраком?

— Пойдем быстрее, не то я рухну прямо здесь.

И он наверняка упал бы, если бы она не обхватила его рукой. Голова его покачивалась, временами почти ложилась на плечо служанки. И вдруг он резко выпрямился, словно обрел прежнюю свою уверенность.

Входя в гостиную-кухню-столовую, он так сильно сжал ее руку, что она взмолилась, едва не закричав:

— Вы сделаете из меня отбивную, хозяин!

«А я, — рассказывала она позже, — только поджала губы. Подумайте только, добрые люди: я посчитала, что он заслуживает жалости. Он был совсем синий, ну как мертвец, которого собираются положить в гроб!»

Господин де Катрелис между тем смог добраться до кресла и даже сесть в него.

— Займись Жемчужиной, — тяжело дыша, сказал он Валери.

Его глаза неотрывно следили за тем, как кружится снег за оконными рамами.

— Я подогрею вам пинту старого вина с десятью кусочками сахара, это быстро поставит вас на ноги. А кобыла может и подождать.

— Нет! Она вспотела и устала. Делай то, что я говорю.

Как всегда, она повиновалась, не переставая ворчать. И когда была уже на пороге, он сказал:

— Пусть она пройдет перед моим окном.

— Зачем, господин?

— Затем, что я хочу ее видеть.

Жемчужина почти уткнулась своими ноздрями в запотевающее от ее дыхания оконное стекло. Ее черные скулы, огромные, полные нежной преданности горящие глаза, косматая голова, тонкие, острые уши постепенно отступали в глубину тумана и наконец растворились за покрывающимся инеем стеклом. Господин де Катрелис печально опустил голову, еще глубже погрузившись в свое кресло. Дрова дымили, потрескивая. Было холодно даже рядом с камином. Однако струйка пота пробежала по его спине между лопатками. Сердце билось так редко и тихо, что он почти не чувствовал его. Господин де Катрелис скользнул рукой себе под рубашку, ища то место, где оно обычно пульсировало. Стол, загроможденный всякой утварью, казалось, начал приподниматься. На полпути между закопченными балками потолка и мощеным полом он остановился, покачиваясь. Медленно стали клонить к полу свои треугольные спинки плетеные стулья. Подобно лодке, поднятой морским приливом, начало покачиваться кресло, в котором он сидел, и господин де Катрелис судорожно вцепился в подлокотники. Дверь и стены перед его глазами теперь танцевали жигу.

— Валери! — хотел он крикнуть, — Валери! Что это?

Но ни звука не вырвалось из его горла. Это усилие полностью его истощило. Он потерял сознание.

* * *

Когда, выполняя его приказ, служанка тщательно вытерла Жемчужину, дала ей овса и воды и вернулась наконец в дом, то нашла своего хозяина лежащим в кресле без движения, борода разметалась на груди, рубашка расстегнута, ноги неестественно вытянуты. Она бросилась к буфету, выругалась из-за того, что впопыхах перепутала бутылку, смочила винным спиртом платок и приложила его к застывшему лицу хозяина.

— Господи Иисусе! Что же делается? И этот грубиян доезжачий еще где-то пропадает. Никто не поможет мне в случае необходимости! И такое несчастье в такой час!

Ей было не привыкать таскать тяжести, и она с легкостью приподняла его большое тело над креслом, к которому оно, казалось, приросло, взвалив его себе на плечи, пошла к лестнице. Во время подъема она вдруг почувствовала, что у нее кружится голова, и ее охватил безотчетный страх, словно пригвоздил ее к ступеньке. Тогда она как можно нежнее свалила свою драгоценную ношу. Несколько капель крови блеснули на усах маркиза. Он умирал… Валери охватил ужас, и с диким воем она полетела вниз по лестнице. Задыхаясь, рискуя поскользнуться и свалиться вниз, она бежала опрометью по дамбе вдоль пруда, не замечая ни подъезжающего Сан-Шагрена, ни собак, ни Персана.

— Куда ты несешься, как сумасшедшая? — спросил ее оторопевший Сан-Шагрен.

Шапочка доезжачего сбилась набок, козырек закрывал ухо, глаза горели.

— Господин умирает!

— Что ты говоришь? Он умчался, как косуля. Я не мог его догнать.

— Пьяница несчастный, я тебе говорю, что господин умирает!

— Еще раз повторишь это, и ты познакомишься с моим кнутом.

Валери схватила доезжачего за сапог и затрясла его.

— Пьяный ты осел, я свалила господина там, на лестнице. Невозможно было втащить его наверх.

— Да опомнись наконец, что ты такое несешь?

— Я была совсем одна, я не могла!

Но ее слова и испуг в конце концов отрезвили Сан-Шагрена. Он снял шапочку и с видом прозревшего истину поскреб у себя в затылке, потом снова ее надел.

— Ласка тогда перебежала мне дорогу. Вот дела: примета исполнилась!

Он кое-как погнал Персана. Валери и собаки бежали сзади, за лошадью. Ворон поднялся над крышей, каркая. Доезжачий показал ему кулак: