Огненный палец - [6]

Парень замолчал, вперившись в чадящее пламя.

— Ну и что? — прервал молчание Кочет.

— Год назад Люда приехала на зимние каникулы и принялась учить меня не столичному сленгу, но аллегорическому толкованию Евангелий, стяжанию христианских добродетелей, псалмопению и прочему опиуму. Сначала думал, очередной бзик. Вспоминал увлечения ницшеанством, китайской философией и тому подобным. Но здесь что-то окончательное в глазах. Какая-то решенность и обрушенность. Как отрезало шутки, смех, заурядный треп. Лицо то блаженное, то напуганное, то страшно печальное. Я подумал, может, колется. Нет. В клуб, или секту, или общество чудно́е ходит. Вроде нет. Спросишь что — ответит мягко, ласково, аж мороз по коже. Отшила сразу всех друзей, жениха, с которым и дата свадьбы была назначена. Зайдешь к ней в комнату — читает псалмы или в окно глядит невидяще. Я переломил себя. Сходил к попу, все рассказал. Поп омрачился, на следующий день пришел в гости. Завязался у них разговор на богословские темы. Мы с мамой слушаем, переглядываемся. У матери сердце стало прихватывать со времени Людиного заскока. Поп начал повышать голос постепенно, в конце выпрыгнул из-за стола: «Бес в тебе, девка, бес, а не Бог!» — крикнул, крякнул и хлопнул дверью. Люда бледная, глаз не поднимает. Молча ушла к себе. Через несколько дней заявила, что уходит из дома, и чтобы мы ее не искали. А как же университет, свадьба, как же больная мать? Ей всё по фигу. Через труп перешагнет и пойдет, куда ей надо. Ну, я ее запер. Разозлился. Поп приходил, отчитывал. Посоветовал найти колдуна, чтобы беса изгнал. — Парень рассмеялся истерически. — Никогда с мистикой дела не имел, а тут зачастили всякие экстрасенсы, экзорцисты… Однажды я сам листал Евангелие, чтобы понять, что сделало ее такой. Наши комнаты смежные. И вот запертая мной дверь открывается, выходит Люда, кротко так усмехается и говорит: «Мне пора уходить». Ну, я ей как врезал. Потом еще раз. И еще. Помню, мать меня оттащила. А Люда даже не стонала. Вырубилась, правда. И когда я бил ее, ты знаешь, я всем нутром чувствовал, что бью не сестру, а страшного беса, вселившегося в нее. Я в ней врага человеческого почуял. Давно повелось, что Люда всегда и всех заражала своим состоянием, настроением. И теперь меня заразила, конечно. Я набрал у попа книжек, стал читать. И понял: то, что с ней, — не просто ересь, но самое опасное, во что можно превратить христианство. Тот бог, которому она молится, — он враг человека, враг мира и самой жизни. Людка при своем боге духовная проститутка. Шалавится по России, заходит к обыкновенным людям вроде тебя и двумя-тремя фразами роняет в них какое-то смятение, жжение, жажду небывалой чистоты и жертвенности. Как наркоману без дозы тошно, так и тронутым сестричкой эта жизнь с ее трудами, обязательствами и даже озарениями вдруг представляется невыносимо ничтожной, так что хочется, вздев руки, с воплем бежать вон, как из страшного сна. Но куда, куда может бежать человек?! Так мистическая тоска разрешается в запой или самоубийство.

Парень небрежно выложил на стол широкий нож с витой рукояткой.

— Орудие справедливого возмездия? — догадался Кочет. Внутри у него все пело. Все сомнения были мгновенно разрешены, когда он ощутил влечение, исходящее из некоего центра, влечением этим, как аурой, были пропитаны брат и сестра, и теперь, когда оно коснулось Кочета, он почувствовал невероятное облегчение и обморочную слабость. Гость продолжал говорить. Непроизвольно улыбаясь и кивая часто, Кочет попятился и выбежал, опрокинулся в иссиня-звездный снег, замахал руками, раскачиваясь и мыча, и затрубил задушевно:

— Господи, это Ты! Так долго я скитался среди Твоих творений, ища совершеннейшего, я толкался на ярмарке миров и носил в сердце моем ненависть к пестроте их, и я искал того, в ком слиты ужас и блаженство, того, кто прольет мою душу без остатка, как пригоршню воды. Видал бога-ремесленника, озабоченного жизнью, — и отвернулся. Вне жизни и смерти, геенны и ангельских стай я искал Потустороннего, даже состраданием не соприкасающегося с миром. Много лет собирал из моей души безотказное орудие — и не знал, кому вложить его в руку. Кто Ты, кому нужны нечеловеческие добродетели? Ты поразил душу бедной девушки, и сколько вокруг пораженных Тобой, еще не подозревающих о тайном причастии, ибо Ты отныне их Бог, Ты выводишь их по одному из мира, как из строя, но прежде прокаливаешь на таком огне, от которого рушатся земные оболочки. Ты далек нуждам человека, как чума и вечность. Я буду блистать, как потерянный Тобой рубин, — и Ты увидишь и подберешь меня, и не уронишь больше.

Наконец Кочет вспомнил о госте, озираясь, как чужой, забрался в избу. Пришелец ритмически вращался, повиснув в воздухе над полом. Кочет отметил выражение крайнего испуга в выкатившихся глазах. Пересилив собственную отстраненность, спросил:

— Что случилось?

Тут только заметил, что человек заключен внутрь небезызвестного шара, выглядевшего теперь почти бесцветным. Движущиеся губы пленника свидетельствовали, что он разговаривает, но ни один звук не проникал наружу. Шар обладает изрядной энергией, размышлял Кочет. Не исключено, употребляет людей не самым лучшим образом. Что же предпринять? С долей неуверенности подошел к шару, простер над ним руки и попытался рассечь надвое собственной энергией. Человек внутри изогнулся в конвульсиях. Изо рта его пошла пена. Дрожащий, бессильный, Кочет отступил. Но парня продолжало колотить. Шар убивает уже, пронзила догадка. Кочет выбежал за топором, но, уже замахнувшись, вспомнил, каким катаклизмом отозвалось однажды простое прикосновение. Человеку внутри становилось все хуже. Его корежило, кровь текла из ушей и носа. В отчаянии и растерянности Кочет прибег наконец к немыслимому средству: взмолился к тому, кого едва обрел, к Потустороннему, к бесстрастному, к Господину того собирателя жемчуга, кого на земле знают как бога. И Кочет мгновенно хлынул, излился теплой волной, направленной к шару. Короткие злые молнии заискрились под его руками. Энергия, проводником которой он стал, как бы выела отверстие в оболочке, и через нее безжизненное тело выкатилось на пол, шар же вздрогнул и поднялся выше, прошел сквозь окно и часть стены наружу. Кочет выбежал оценить последствия. Увидел, как шар медленно плывет над их печной трубой, и внутри его лежит, неподвижно скрючившись, гость Кочета. Шар полетел в сторону леса. Кочет ринулся в дом. Гость лежал на полу кухни, силясь подняться.