Огненные зори - [68]

В этом году к ярмарке готовились заранее. Перед домом Ченгела строились дощатые лотки, целый ряд. А с другой стороны, вдоль церковной ограды, белели коновязи. Оставалось только пригнать скотину, и тогда празднично загудит вся площадь, поднимется над ней не стихающий ни днем, ни ночью шум, который, как приятная музыка, наполнит весь край между двумя пригорками, пронесется над вербовником вдоль реки, чтобы потом выплеснуться на пыльную дорогу.

Но случилось неожиданное: однажды утром город проснулся весь в алых знаменах. Отовсюду к центру стекались толпы повстанцев. Потом прогремели выстрелы, и все стихло. Возле церкви расположились солдаты с пулеметами и преградили путь в город из сел. Ченгел стоял за сеновалом и смотрел, стараясь понять, что происходит. Заговорщики, совершившие переворот 9 июня, следили за повстанцами и арестовывали тех, кого заставали дома. Но в последнее время преследуемые не спали дома, а скрывались в виноградниках и в загонах для овец. Они приходили в город только в случае крайней необходимости, тайно встречались с единомышленниками и делали свое дело. Лило Ченгел держался в стороне от событий. Зачем ему вмешиваться? Откуда знать, кто победит? Он никогда не думал, что так легко падет правительство Стамболийского и что заговорщики поймают его и зверски разрежут тело на куски. Потом начали активную деятельность коммунисты, а их в городе было много, и влиянием они пользовались большим. Ченгел понял это по выборам. Он словно бы ничем не интересовался, а знал много. Знал, чем занимается полиция, что делают коммунисты. Но зачем ему вмешиваться во все это?

«Это же огонь! — думал он. — И мне незачем обжигать себе руки!» Жил он в своем домике из плетеных прутьев, которые обмазывал глиной перед каждой ярмаркой. За зиму глина раскисала. Как и подпорки его дома, Ченгел был неустойчив, но голову в ярмо все же не совал. «Когда будет хорошо всем, и меня добро стороной не обойдет…» — рассуждал он.

«На готовенькое ловчишься?.. — словно крючком порой задирали его непримиримые. — Хамелеоном хочешь прожить! Не выйдет, Ченгел!» Но он продолжал жить, избегая опасностей. А сейчас другое дело — загремели выстрелы. Власть в городе захватили повстанцы. Что же теперь делать? Можно ли рассчитывать на то, что победители протянут ему, как последнему нищему, кусок хлеба?

Он видел, как повстанцы штурмовали церковь и падали, сраженные пулеметным огнем. Подступиться к пулемету оказалось невозможным. Повстанцы пытались приблизиться к нему ползком, подстрелить пулеметчиков, но безуспешно.

Ченгел злился: «Ну и стрелки! Ни один не может попасть в пулеметчика». Ему хотелось дать повстанцам совет, но он находился слишком далеко от них. Ему оставалось одно: смотреть, как они падают один за другим. Вот там, не Трифон ли из Живковцев? Ченгел всмотрелся. Да, это он! Тот, что купил в прошлом году телку. Он и сейчас в царвулях и кепке, словно телку привел на продажу. А вот в руках у него вместо поводка винтовка, и она обжигает ему руки, как початок печеной кукурузы. Ченгелу казалось даже, что он видит, как из сумки Трифона торчат кукурузные початки. Вероятно, в спешке он не успел взять хлеба, а схватил молочные початки и бросился вместе с товарищами занимать город.

Ну надо же! Воевать с печеной кукурузой в кармане! Посмотрим, что сделает Трифон. Он уже увидел, где находится пулемет, и не бежит навстречу огню, как это делали другие, скошенные пулями. Хочет обойти. Но солдаты заметили Трифона. Не успел он занять удобную позицию и прицелиться, как пулеметная очередь сразила его, он упал, и из горла на землю хлынула кровь. Тяжело было Ченгелу смотреть на эту картину. Кроме Трифона он знал еще нескольких повстанцев, погибших под пулеметным огнем у него на глазах. Он знал их по ярмаркам, они ночевали у него в доме. И боль нарастала, переполняя сердце. Задыхаясь от злобы, Ченгел повернулся к пулеметчикам и громко выругался.

Потом он побежал к дровяному сараю и вытащил из-под навеса ружье. Почувствовав в руках оружие, Ченгел преобразился. Больше он не мог спокойно смотреть, как гибнут люди. В чем их вина? В голове пронеслась мысль, что эти люди оставили жен и детей, несобранный виноград и кукурузу. Больше Ченгел ни о чем не думал. Ему захотелось показать, на что он способен. Пулемет превратился для него в вертящуюся мишень, по которой в тире стреляют на ярмарках.

Ченгел был искусным стрелком. Он вспомнил, как на ярмарке он попадал из пистолета в едва заметную мишень и получил за это самый большой приз. Приз этот привлекал внимание людей, но никто не мог попасть в заветную черточку, и премия всегда оставалась у хозяина до следующей ярмарки.

«Кило рахат-лукума за один только лев! Кило рахат-лукума!..» — тянул хозяин тира. Ченгел подходил, усмехался, смотрел, как один за другим мужчины, парни, девушки стреляют в вертящийся диск и промахиваются. Но вот он расталкивал народ и говорил: «А ну, дай я попытаю счастье». Детишки смотрели на него, вытаращив глаза. «Кило рахат-лукума… кило рах…» — вдруг обрывал свой призыв хозяин тира, увидев, что пуля впилась точно в цель и стрелок получил право на толстый, как ломоть сала, и длинный, с локоть, кусок рахат-лукума. «Вот это отхватил! Здорово!» — раздавались голоса. А детишки Ченгела уже протягивали ручонки к призу. Но ошеломленный хозяин к этому времени приходил в себя и начинал возражать: