Огненная кровь. Том 1 - [10]

Матримониальные планы отошли в сторону на фоне сковавшего всех страха, и Иррис хотелось, чтобы этот шторм продлился как можно дольше.

Ветер лечит…

Нет, пусть лучше её выгонят из дома, но она не даст согласия мэтру Гийо!

— Миледи, — горничная появилась с фонарём из проёма дверей, — там господа просятся переждать непогоду, говорят, колесо у кареты отлетело, застряли прям под нашими воротами.

— Господа? Какие господа? — тётя Огаста беспомощно посмотрела сначала на Мартина, пожилого слугу, а затем на тётушку Клэр.

— По виду так благородные, только мокрые уж очень, — произнесла горничная, вытирая ладонью капли со лба и осеняя себя защитными знаками, — а карету и впрямь раскорячило, намыло там ямину у ворот, и ужас такой, что даже пройти нельзя, не то что проехать. Мать Всеблагая заступница!..

Горничная потопталась и, видя, что хозяйка ничего не говорит, спросила:

— …Так что сказать господам-то? А то они туточки, у входа стоят. Промокли до нитки!

— Но… ночь уже… и это же неприлично, — пробормотала тётя, оглядываясь на присутствующих и ища поддержки.

И было видно, что правила приличия борются у неё с правилами гостеприимства. Но в этот раз правила гостеприимства победили.

Тётя Огаста встала, придав своему лицу строгое выражение, сжала в руках платочек и произнесла суровым голосом хозяйки дома:

— Проси. А ты, Мартин, будь здесь. И Сезару скажи, чтобы сидел в коридоре.

Горничная нырнула в темноту, и вскоре снова появилась с фонарём в руках, а за её спиной показались три мужских силуэта.

От благородных господ на полу образовались три огромных лужи, и мокрые они были, надо сказать, и правда до нитки. Потоки воды, несущиеся с горы, размыли дорогу, перегородив её сломанным тополем, их карета сползла по раскисшей глине, угодив колесом в промоину как раз напротив ворот дома тёти Огасты.

Конюха отправили распрячь лошадей и завести на конюшню, кухарку готовить горячее вино со специями, а горничную — за полотенцами, чтобы промокнуть «благородных господ».

Иррис велели зажечь побольше свечей, потому что уже смеркалось, и она, поднося огниво к фитилям, украдкой рассматривала гостей.

Первым вошёл пожилой господин, высокий и статный, с лицом ястреба: нос с горбинкой, массивные брови, залысины над высоким лбом, переходящие в седину, гордая осанка и глаза — серые, почти прозрачные, словно в них растворился туман с прожилками блестящей стали. Взгляд этот показался Иррис недобрым, он прожигал насквозь и заставлял чувствовать огонь где-то внутри, под сердцем. И смотрел этот господин чересчур проницательно, казалось, что прямо в душу, так, как будто медленно загонял под рёбра тончайший стилет. При нём была трость с золотым набалдашником, а одежда, хоть и мокрая, но дорогая и сшитая по южной моде, говорила о том, что очень редкая птица залетела сегодня в дом тёти Огасты.

За ним следом вошёл ещё один мужчина, пожалуй, чуть младше первого и пониже ростом. Его мокрые волосы спадали на плечи сосульками, и бархатный коричневый камзол обвис, но элегантный атласный жилет, шёлковый галстук с сапфировой булавкой и туфли с лаковыми пряжками выдавали господина не менее знатного, чем мужчина с тростью. И такое же лицо ястреба — те же брови и глаза, полные холодной стали, и не трудно было догадаться, что они родственники.

А вот третий господин Иррис понравился сразу. Наверное, он был сыном господина с тростью, во всяком случае, они тоже были очень похожи, только в лице младшего не было той ястребиной жёсткости. Его серые глаза казались просто облаком тумана, лесным озером, посеребрённым луной, а не огнём, играющим на лезвии кинжала. Встретившись взглядом с Иррис, он улыбнулся мягкой улыбкой, и она заметила, какой у него красивый контур губ, и черты лица, и улыбнулась ему в ответ… пожалуй, даже слишком искренне.

Он единственный из всех был при оружии — на поясе висела баритта с витой гардой, два кинжала с богато украшенными рукоятями, и кхандгар — традиционный айяаррский нож-коготь. Изящная гравировка в виде цепочки чёрных перьев украшала ножны, а на крагах перчаток Иррис заметила вышитых птиц.

Когда суета вокруг приёма гостей улеглась, господин с тростью отдал мокрую шляпу, камзол и перчатки на попечение Мартина и потянул руки к поленьям в камине.

— Не будет ли слишком большой наглостью, миледи, — произнёс он негромко, — попросить вашего слугу разжечь огонь?

Голос у него был глубокий и какой-то бархатный, с чётким южным акцентом, а интонация, с которой он произнёс свою просьбу, не предполагала отказа.

— Ветер, — произнесла тётя Клэр, вытянувшись, как струна, под его взглядом, и, указывая рукой на окно, добавила, — задувает огонь.

Иррис увидела, как господин с тростью искоса бросил на тётю странный взгляд, протянул руку к дровам и сжал пальцы в кулак. И в то же мгновенье огонь в камине вспыхнул так ярко, и заплясал над поленьями, словно в него только что плеснули горючего масла. Он взметнулся вверх, в тёмное жерло трубы, и загудел яростно и громко, заглушая даже шум ветра на улице.

И в это мгновенье Иррис поняла, кто перед ней…

«Очень редкая птица залетела в их дом…».

Чёрные перья, птицы на крагах, серые глаза, южный акцент, огонь в камине…