Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [53]

Джозеф приехал из такого места, о котором я мечтала всю жизнь. Он никогда не пробовал ни алкоголя, ни табака, и ничего другого контрабандного. Он вырос в большой уютной семье в сельскохозяйственном Орегоне и до сих пор посещал воскресную службу в церкви. Настоящий Джон–Бой во плоти, или, может быть даже, переодетый Иисус.

Куда я смотрела раньше? Джозеф оказался самым симпатичным из всех, на кого я когда–либо положила глаз, с небесно–голубыми глазами и светлыми волосами. Его руки были, как если бы их создал великий Микеланджело. Между нами была такая химия, о которой я даже не подозревала в её существовании. Мы занимались любовью, как занимаются ею боги — до рассвета, затем мы просыпались и продолжали заниматься ею, но уже как люди. Секс с Джорзефом — это как путешествие во времени, как если бы я, покинув своё тело, порхала бабочкой над луговыми цветами, или же оказалась в другом веке. Я никогда не знала, куда он меня уведёт, но без него я туда бы сама никогда не попала. Он как высвобождающий эйфористический наркотик, а я — полностью ему подвластная.

Наконец, я переехала в мою новую квартиру на Эль–Керрито–Плейс, а Джозеф, отказавшись от своей дыры в Санта–Монике, переехал жить ко мне. Мы вместе стали ходить в старую методистскую церковь на углу Франклина и Хайленд, там был самый лучший во всей Калифорнии орган. Джозеф вступил в мужскую группу утренних певцов, и мы не пропускали ни одного праздника или воскресного чаепития. Танцы проходили в церковном гимнастическом зале и были чудесно неестественны, как если бы мы переместились во времена невинных пятидесятых. На день Святого Валентина все стены зала были украшены красными, вырезанными из бумаги сердцами и розовыми искрящимися лентами. Сладкие печенья в форме сердечек и клубничный пунш для поддержания сил танцующим. Мы с Джозефом скакали под Бобби Дарина Queen of the Hop и медленно проплывали мимо других под Пасти Клайн Sweet Dreams of You. Снаружи во всю правили восьмидесятые, но, глядя на нас, вы бы этого ни за что не сказали.

К несчастью мой сын не был так очарован им как я. Он приблизился к самому сложному подростковому периоду (я бы сказала, к самому ужасному), он был доволен управляя мной, считая меня своей собственностью. Он восхищался Джозефом, но когда Джозеф стал устанавливать правила, мой сын превратился в дикого мустанга. Когда же Джозеф подвёл под свои требования разумную базу, мой сын изменил стратегию, и я оказалась врагом номер один.

— Подожди, вот узнаешь её поближе, пожалеешь, — стал он наговаривать ему в тайне от меня.

А во время полдника на фермерской ярмарке в Файэрфаксе, юный мастер Дамиан, вдруг бросил, якобы мимоходом:

— Ты начала стареть, мам. Смотри твои руки все в морщинах.

Я так и отпала.

С самого его рождения, я жила для него, и хотела дать ему всё, что не получила сама. Благодаря ему, я полюбила себя. Дамиан был моим смыслом жизни, моей опорой, но когда я влюбилась в Джозефа, мой малыш, моя маленькая мечта, превратился в сплошной кошмар. Он поставил меня перед выбором: либо он, либо Джозеф,

но появилась лёгкая альтернатива

Приближалось Рождество, и Джозеф пригласил нас в Орегон, провести рождественские каникулы вместе с его семьёй. Я захлопала в ладоши, но что мне делать с моим строптивым сыном? Моего раздражённого тигрёнка я определённо не хотела показывать родителям Джозефа.

Мы с моим младшим братом редко виделись, но часто перезванивались. Скот недавно женился на своей восемнадцатилетней подружке, Джине, и поселился с ней в небольшом милом доме в горах близ озера Тахое. Отличное решение! И я отправила своего сердитого зверёныша встретить Рождество с моим братом. И там, среди заснеженных склонов поостынет немного, как я полагала, его пыл.

Нам с Джозефом понадобилось шестнадцать часов, чтобы добраться до его дома в Грешеме, но вместо того, чтобы заночевать на полпути в каком–нибудь мотеле, мы встали лагерем просто в лесу. Могу с уверенностью сказать, что мы были единственными живыми душами в этом заснеженном, замёрзшем декабрьском лесу. Страшно? Да. Но всё оказалось много романтичнее, чем если бы мы заночевали в дешёвой придорожной гостинице. Ранним утром мы вышли на живописный мост, перекинутый через бурный поток. Мы скинули одежду, взялись за руки и прыгнули с него. Я ещё никогда не выскакивала из воды с такой скоростью. Вода оказалась настолько ледяной, что декабрьский воздух показался тёплым и согрел наши мокрые тела.

Мы благополучно добрались до этой фермы в Орегоне и я, наконец–то, смогла познакомиться с его любящей семьёй. Ого! Четыре брата и старшая сестра! Его отец оказался местным священником, а его мать играла на органе в той же церкви. После Рождественской службы, они всей семьёй ходили от дома к дому, распевая рождественские хоралы, и всё это время падал большими хлопьями снег. Чувство причастности, ощущение нужности людям, это так непохоже на всё то, что меня окружало в детстве, едва ли можно описать такое словами.

Джозеф разбудил меня на рассвете шёпотом.

— Катерина, подойди к окну, взгляни на это чудо.

Это то самое, что мне больше всего нравилось в Джозефе; он не только всегда привлекал моё внимание, но и делал так, чтобы я могла буквально вдохнуть красоту. Мы очень медленно, очень тихо стали любить друг друга, стараясь не потревожить предательски скрипучие половицы, и любили друг друга, пока его мама не позвала нас на завтрак, на горячие оладьи.