Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [51]

— Вы побудете здесь с минуту? — спросил он.

Он вернулся с моим любимым шампанским Перье–Жуэ с оформленной вручную этикеткой в стили арт–нуво и двумя бокалами для новогоднего тоста. В итоге мы последними уходили с праздника и, прощаясь, я дала ему свой номер телефона.

Пол Заха отличался от всех мужчин, каких я встречала. Его отец был главным художником популярного шоу «Даллас» и Пол пошёл по его стопам. Помимо таланта художника, он обладал редким даром смешить людей. С того самого момента, как он меня подцепил, я смеялась не переставая над его постоянными комическими падениями, столкновениями и розыгрышами. Он не мог просто так, с пустыми руками, прийти в ресторан, у него всегда в кармане была горсть пластмассовых мух, которые он подбрасывал им в суп или ко мне в макароны. И когда официант, ловя ртом воздух, рассыпался в извинениях, мы оба были близки к истерике. Он знал множество фокусов, мог делать всякие волшебные трюки и отлично кидал лассо. С моим сыном он вёл себя, как если бы он был его собственным, удивив его билетами на премьеру Доджеров, игрой в парке в пятнашки, и тем, что взял его на настоящие съёмки своим ассистентом. А узнав, что я люблю завтракать мороженным, во время работы над фильмом, посылал помощника продюсера за шоколадным мороженным для меня в Баскин–Роббинс. Он делал всё, чтобы только удивить меня, и, в конце концов, завоевал моё сердце. Полу было двадцать семь, и он был непредсказуемо романтичен. Он называл меня миссис Пиксли и часто в задумчивости повторял:

— Миссис Пиксли, однажды я соберусь и куплю тебе колечко с большим сверкающим бриллиантом, такое же, какое мой отец подарил моей матери.

И от наслаждения я смеялась.

Мой дом, который я снимала в Лорел–Каньоне, выставили на продажу, и я нашла очаровательную квартиру в стиле деко у подножия старого Голливуда. Мы с Дамианом на время переехали к де Баррам, а Пол к своему другу, пока в нашем новом доме шёл ремонт, где мы затем

поселимся вместе и поженимся

Подходили к концу семидесятые, и кокаин царствовал даже в святая святых, в самом сердце киноиндустрии. Я тоже приняла в этом участие, но Пол был ненасытен. Мы прожили вместе почти два года, и вы ошибётесь, если подумаете, что мы были только вдвоём, куда бы мы ни шли, что бы мы ни делали, коварный пузырёк с порошком был всё время с нами. Мы вели бесконечные, долгие, бессмысленные беседы, длящиеся порой до самого рассвета. Я старалась заснуть до того как встанет солнце, но сердце билось так, что пружины кровати вздрагивали, и я уговаривала каждый раз Бога, прося Его в своей молитве:

— Пожалуйста, сделай так, чтобы сегодня ночью у меня не случился сердечный приступ.

А обращаясь к Полу:

— Давай больше не будем.

Он отшучивался, и мы проваливались в недолгий тревожный сон, боясь проспать работу.

Пола пригласили главным художником в очередную картину, и продюсеры выдали ему задаток, пять тысяч, наличными. Когда же я узнала, что тысячу он истратил на кокаин, меня понесло, я взбесилась.

— Последний раз, — пообещал он мне. — Когда он кончится, я завяжу. Только на эти выходные, пожалуйста.

Каждый раз, проглатывая обиду, я швыряла трубку, но проходило некоторое время, и я успокаивалась и вспоминала, что люблю его, и всё налаживалось. Так и в этот раз я решила позволить оторваться этим вечером и позвонить ему на следующий день.

Утро мы с сыном провели на ежесубботнем блошином рынке в поисках каких–нибудь редких сокровищ, когда же вернулись домой, Памела, казалось, чем–то была очень встревожена.

— У меня плохие для тебя новости.

— Что? — переспросила я.

Но она не проронила ни слова. Её лицо было настолько серьёзным, что у меня зашлось сердце.

— Памела, ты начинаешь пугать меня, что случилось?

Последовала долгая пауза. Затем прозвучали два отвратительных слова:

— Пол мёртв.

У меня все внутренности полезли наружу, но я взяла себя в руки и хладнокровно произнесла:

— Ты ошибаешься, не говори так! Он жив!

— Прости, — медленно проговорила она. — Пока вас не было, звонила его сестра; он умер вчера вечером от сердечного приступа. Кокаин. Передозировка.

Он не мог умереть, не должен, мы были так молоды и любили жизнь, нам обоим было по двадцать девять. И тут я вспомнила, что дня три назад он попросил меня почитать по его ладони.

— Как думаешь, я проживу долгую жизнь? — спросил он меня.

Я провела пальцем по его линиям, но ничего не увидела.

— Не знаю, — сказала я. — Нет, наверное.

Он вскочил, захлопал в ладоши и радостно воскликнул:

— Надеюсь умереть раньше тебя; я бы и дня не прожил на этой Земле без тебя!

Я не из тех людей, которые сдаются или говорят «нет» в ответ, но смерть оказалась таким барьером, который я не смогла взять. Если бы у меня не было одиннадцатилетнего сына, нуждающегося во мне, я, может быть, последовала бы за ним. Раздражение и злость вгрызлись в мою душу, как алчные демоны. Я молилась и просила Бога, чтобы Он дал ему знать, что я не виню его, и что он покинул этот мир любимым мною.

Я отправилась в винную лавку, и сделала большой глоток терпкого вина в попытке утопить горечь реальности, но это ничуть меня не утешило.

После похорон его родные спросили, есть ли что–нибудь, что я хотела бы оставить из его вещей себе.