Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [21]

Шрифт
Интервал

Дэвид часто аккомпанировал мне на гитаре.

— Ах, если бы ты была лет на пять старше, — вздыхал он, слегка заигрывая со мной.

Особенно мне удавались The Times They Are A-Changin’ и Don’t Think Twice, It’s All Right. Однажды даже, ко мне подошёл один агент из Либерти–Рекордс, но я пропустила мимо ушей его предложение, так как совсем не думала ещё об этом.

Той роковой пятницей Мими забрала меня раньше обычного.

Она проиграла суд

Теперь мне не разрешалось жить ни у неё, ни где–либо ещё. Мои религиозные противостояния, свидания с Бобом Диланом и затягивающиеся до позднего вечера экскурсии в Трубадур никак не могли способствовать укреплению моего положения. И так как я не следовала установленной в еврейском приюте программе обучения, они решили за меня, что лучше мне будет вернуться в Лос–Падринос, где я должна буду пробыть до моих восемнадцати, а может быть даже до совершеннолетия. У меня сжалось всё под ложечкой, как если бы через секунду мне суждено погибнуть в автокатастрофе. Взаперти ещё четыре года! И я вспомнила слова Боба: «Это твоя жизнь».

Вечером в воскресенье Мими вернула меня в Виста–дель–Мар, обещая, что–нибудь придумать.

— Любовь моя, постарайся быть паинькой.

— Хорошо, Мими, не волнуйся.

На прощание я поцеловала её в мягкую напудренную щёку, сказала, что люблю её, и бросилась бегом по лестнице в нашу общую спальню собирать вещи. Схватив свою сумку из мексиканской соломки, я бросила в неё пару поношенных ливайсов, оливкового цвета пуловер, связанный мне Мими, сделанные мною самой кожаные сандалии, какие носят все битники, и самое главное — пластинку Боба Дилана. Последнюю вещь, которую я взяла с собой, был полный пузырёк аспирина. Я где–то слышала, что если проглотить горсть таблеток, то может остановиться сердце, и если меня поймают, я убью себя.

Было уже темно, когда я проскользнула через чёрный ход. У меня не было идеи, как добраться туда, но твёрдо решила, что я совершенно необходима Нью–Йоркскому Гринвич–Виллиджу, и с этого момента начинаются мои настоящие приключения.

6. Ангелы на моей стороне

Майк

С тяжёлым сердцем и с пустым кошельком я отправилась навстречу своей Судьбе. Мне потребовалось долгих два часа, прежде чем я натолкнулась на первую преграду. Где это случилось? В Трубадуре. Святая Мария, моё бедное сердечко! Копы уже были у меня на хвосте. Когда я вошла внутрь я увидела двух полицейских с моей школьной фотографией в руках. Удивительно, как они смогли так быстро меня найти? К счастью в клубе было так тесно, как связки брёвен в плоту, и мне удалось проскользнуть в самую неосвещённую часть зала. Джек Эллиотт уже откланивался, когда я, наконец, нашла свободное место в последнем ряду. Сердце билось, как паровой молот, я пригнулась и прошептала соседу рядом:

— Притворитесь, что знаете меня.

Он протянул руку и положил мне её на плечо, как если бы мы были парой. Как только утихли аплодисменты, я снова прошептала:

— Полиция за мной гонится, вы не поможете мне сбежать отсюда?

Незнакомец сказал, что как раз припарковал машину у чёрного хода, и когда публика взорвалась аплодисментами после последнего биса, мы проскользнули к выходу. Без лишних слов я прыгнула в машину и нагнулась. Мой спаситель накрыл меня своим плащом, и мы понеслись в ночь. Только когда мы выехали на автостраду, он с облегчением вздохнул.

— Всё чисто, ты можешь сесть.

Я вылезла из–под его плаща и посмотрела на моего избавителя.

Худощавый молодой человек лет двадцати–двадцати трёх, звали его Майкл Стюарт. Шелковистые тёмно–русые волосы, немного длиннее, чем принято, огромные голубые глаза и приятные, чуть сдержанные манеры. Я призналась ему, в какую непростую (дикую, можно сказать) ситуацию я попала, и он решил мне помочь, сказал, что у него есть друзья–художники, они студенты и живут в горах близ Клермона; возможно там меня никто не найдёт.

После часа петляний по деревенским дорогам, мы подъехали к старому, уединённо стоящему дому, обшитому вагонкой и возвышающемуся среди холмов, окружённых высоченными старыми соснами и пихтами, от которых повсюду стоял терпкий смолистый аромат. Веяло ночной прохладой, а с неба во всю ширь своего лица улыбалась мне полноликая луна. Мне пришлось вприпрыжку гнаться за ним по крутым ступеням, ведущим к дому, так быстро он шагал, а их было там не меньше пятидесяти! В дверях нас уже ждали двое, Франк и Уилл.

Майкл представил им меня как свою четырнадцатилетнюю попутчицу–беглянку.

— Может она отсидеться здесь у вас несколько дней?

— Да–да, конечно, будет здорово; она может пожить в свободной комнате, — сказал Уилл, выпуская облако едкого сладковатого дыма.

Эта свободная комната несла на себе отпечаток заброшенности всего дома, мебели только и было, что старая железная кровать с комковатым матрасом, да желтые выгоревшие шторы до пола. В окно ко мне заглядывали звёзды, а с полей доносился успокаивающий нестройный хор кузнечиков. Страх покинул меня. Я прочла свою молитву, поблагодарила Бога и уснула, думая: «Ха! я сделала это!»

На следующий день приехал Майкл проверить свою подопечную и купил мне огромный гамбургер в местном кафе. Оказалось, он играет на гитаре и у него своя группа, которую назвал We Five. Каждый вечер он увозил меня с собой, мы ужинали и я даже немного участвовала в репетициях его группы. Репетиции проходили в доме родителей их солистки Беверли в нескольких милях. Должно быть, You Were On My Mind я слышала не меньше сотни раз, и мне не надоедало.


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева

Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.


Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Януш Корчак (1878–1942), писатель, врач, педагог-реформатор, великий гуманист минувшего века. В нашей стране дети зачитывались его повестью «Король Матиуш Первый». Менее известен в России его уникальный опыт воспитания детей-сирот, педагогические идеи, изложенные в книгах «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Польский еврей, Корчак стал гордостью и героем двух народов, двух культур. В оккупированной нацистами Варшаве он ценой невероятных усилий спасал жизни сирот, а в августе 1942 года, отвергнув предложение бежать из гетто и спасти свою жизнь, остался с двумястами своими воспитанниками и вместе с ними погиб в Треблинке.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.