Одолень-трава - [19]
Мать позвала их пить чай. Едва ли не больше всего на свете любил дедушка Диомид охоту, рыбалку, парную баню да ещё попотеть за самоваром. Дед чаёвничал долго, обстоятельно, перед каждой чашкой щипцами колол сахар на мелкие кусочки — чай он пил только вприкуску. Под конец, опрокинув чашку вверх донышком и поблагодарив за чай-сахар, раздумчиво, с горечью произнёс:
— Однако помирать скоро буду, ребята.
И, не слушая возражений и уверений, что он ещё молодых переживёт, стал собираться домой. Прощаясь, вдруг попросил:
— Ты того, Гаврюха… Принеси-ко те берёзы. — И, возвращая рисунок, заявил: — Однако до весны подожду помирать-то. А там как бог даст.
Мать попросила Гаврюшу проводить дедушку Диомида до дому. Ветер к вечеру приутих, но снег несло по-прежнему. Засыпало, перемело дорожки. Дед с трудом переставлял ноги в огромных валенках, ворчал себе под нос:
— Ты ступай, ступай, парень, домой. Я ведь и сам убреду. Кого это там несёт? Не соседкины ли ребята? Таки мимоходы — ни учиться, ни работать. Стары-то люди говорили: из хорошего куста хороша птица летит, из худого — худа.
Проводив деда, Гаврюша достал деревянную широкую лопату и стал откидывать снег от крыльца. Когда он расчищал дорожки, пришла почтальонша. Гаврюша взял у неё газеты. При слабом свете лампочки, висевшей над крыльцом, развернул областную. Ага, вот оно — продолжение очерка про Седова! Предвкушая удовольствие от чтения последней страницы, бегло просмотрел остальные. «Выполним обязательства по сдаче молока государству…», «Случай на рыбалке…», «Так поступают пионеры. Ваня Морозов вывел колхозных телят из огня…» Вот это да! Вот это парень!.. А это что? «Премия нашему земляку. Недавно в столице Индии Дели проходил ежегодный международный конкурс детских рисунков. На этот конкурс были посланы работы и советских ребят. Семеро из них стали лауреатами. Жюри конкурса вручило советским представителям ценные подарки и почётные дипломы выставки для передачи юным художникам. Среди победителей конкурса и наш земляк. За рисунок «Зимний вечер» Гаврюша Бархин удостоен…» Буквы поплыли перед глазами Гаврюши. У него перехватило дыхание. Он глотнул воздуха, протёр глаза и лихорадочно пробежал взглядом ещё раз всю заметку. «…Поздравляем юного художника, желаем…»
— Не может быть! Это ошибка! — задыхаясь от волнения, прижал он газету к лицу.
Он не помнил, как выскочил со двора. Он куда-то шёл, бежал, склонив голову, чтобы случайные прохожие не увидели его счастливых слёз. «Нет, нет, это ошибка!.. Я никуда ничего не посылал. Завтра всё выяснится, завтра напечатают — это ошибка!.. Как же я теперь в глаза-то ребятам посмотрю?!. А вдруг — нет?!»
И тут он вспомнил. Как-то Иван Аристархович отобрал у него несколько рисунков и среди них его самый любимый — тот «Зимний вечер».
— Вот что, дружок, ты бы мог подарить мне эти работы? — спросил его Иван Аристархович.
Он тогда с радостью согласился:
— Конечно!
— Вот и хорошо, вот и ладно, — улыбнулся учитель. — А сейчас подпиши свои листы. Вот здесь, в уголке.
Он, помнится, вспыхнул и неумело, торопливо расписался…
«Так вот для чего брал тогда учитель его рисунки! Ах, Иван Аристархович, Иван Аристархович! Что вы наделали…»
Гаврюша огляделся. Куда это его занесло? Да ведь это уже Сухой ручей. Надо возвращаться…
Первой его встретила в прихожей мать. Гаврюша увидел её испуганные, радостные глаза и понял, что она уже всё знает. Он упал, прижался лицом к её родному плечу и разрыдался.
— Мама, мамушка!..
Гаврюша стиснул зубы, стараясь удержать слёзы, а они оттого бежали ещё сильнее.
— Чудышко ты моё, — счастливо шептала сквозь слёзы мать, — ты почто плачешь-то?
— Нет, мам, я не плачу. Я смеюсь…
С визгом налетела Дашутка, повисла на шее, жарко запищала на ухо:
— Брателко! Гаврюша! Я тебя так люблю! Так люблю!..
Из соседней комнаты вышел улыбающийся брат.
— Ну, ты даёшь, Гаврюха! Ну, ты даёшь!!
Он схватил Гаврюшу в охапку и закружил по комнате.
— Ой, что же я-то стою?! Самовар уже весь выкипел, — вдруг спохватилась мать. И весело скомандовала, отирая ладонью глаза: — А ну живо все за стол! Я ведь, ребята, сегодня как раз пирог ваш любимый, с морошкой, испекла. А ты, стрекоза, разливай чай, — шутя шлёпнула она Дашутку. — Будешь у нас сегодня за хозяйку.
В сенях послышался топот, возбуждённый голос Ивана Аристарховича.
— А где знаменитость-то наша? Небось ошалел от радости!
Гаврюша бросился навстречу.
Как-то в конце мая Иван Аристархович сообщил Гаврюше, что они с Капой, его дочерью, собираются на Чецу с ночёвкой.
— Хочешь пойти с нами? — предложил учитель. — Будем писать этюды, ловить рыбу, — и, улыбнувшись, он добавил: — Так соскучился по весеннему лесу, по живой воде — сил больше нет!
Чеца была давней любовью Гаврюши. Провести весь день на речке, на солнце, вдыхать крепкие смолистые запахи леса, всматриваться до сладкой одури в пляшущий на струе поплавок, ощущать в руке трепетную дрожь удилища, — что может быть лучше?
Путь им предстоял неблизкий — часа три быстрой ходьбы. А кроме того, пораньше придёшь на место — весь день твой.
Услыхав их сборы, из-под дома пулей вылетел лохматый рыжий пёс Дозор.
