Односельцы - [8]

У двора Бражникова росло несколько кудрявых берез. Под ними стояли столы, и летом под березами были лучшие места.

Когда компания подошла к чайной, под березами был занят только один стол. За ним сидело три мужика. Старый согнутый старик Быков, хозяин большого дома, с деньгами, на которые он скупал зерно во время беспутья, скот, лес; он сам уже не работал, так как у него была грыжа, но крепко держал большину в руках. Другой был старовер Васин, с курчавой бородой с проседью и востренькими маленькими глазами; третий был высокий, белокурый, с широкой бородой и вдавленной переносицей, тягольщик Осип. Осип первый заметил подошедших и воскликнул:

– - Господину питерскому наше почтение! С приездом!

На безобразном лице мужика мелькнула широкая улыбка, выражавшая как будто бы добродушие и вместе с тем лукавство.

Мельников стал здороваться с односельцами. Быков и Васин отнеслись к нему не так фамильярно. Быков степенно ответил на его рукопожатие, Васин же встал и по клонился при этом.

– - Погостить приехал? -- спросил Быков.

– - Да, своих повидать.

– - Надолго?

– - До успенья проживу, а может быть, подольше.

– - Тоже как дело пойдет, а то не скоро отпустят, -- двусмысленно улыбаясь, сказал Осип.

Быков сурово взглянул на Осипа и сказал:

– - Погоди ты, не суйся не в свое дело, -- и обратился снова к Мельникову: -- Редко бываете в деревне-то, надо бы подольше…

– - Я и то хочу все лето пробыть.

К столу подошел Машистый, ходивший заказывать чай, и, усевшись рядом с Мельниковым, скинул картуз и стал вытирать пот со лба.

– - А что я хочу вас спросить, -- заговорил вдруг Васин, пытливо глядя на Мельникова своими вострыми глазами, -- вы там видали народу с разных местов; в тех-то местах так же, как у нас, живут али по-другому?

– - Живут везде по-своему, только нужду терпят одинаково.

– - Стало быть, не лучше нашего?

– - Не лучше.

Васин качнул головой и щелкнул языком.

– - Вот оно дело-то какое!.. Стало быть, такое крестьянское положение… На роду нашему брату написано век кукушкой куковать…

– - …да кулаком сопли утирать, -- ввернул Осип и громко загоготал.

– - Да погоди ты! -- уж прикрикнул на него Быков. -- И что мелет! Тут об деле, а он об хмеле, чудак!

– - Я к слову, што ж… а не надо, так и не надо, не велика беда, -- сказал Осип и замолчал.

В палисаднике появился Бражников. Ему было лет пятьдесят. Он был высокий, прямой, с густой белокурой бородой, подернутой проседью, и высоким лбом; но нос у него был крупный и тупой, и от этого портилось все благообразие его лица. Он чуть не бросил на стол поднос с посудой и, схвативши руку Мельникова, встряхнул ее.

– - Константин Ивановичу, с приездом! Чем прикажете, окромя чаю, потчевать? Может быть, пивца али кваску? Есть хороший, в погребе лежит, холодный

– - Да вы не стесняйтесь, я с вас ничего не возьму, только скажите.

– - Да мне ничего не хочется, благодарю.

– - Ну, так я сейчас сухариков к чаю принесу.

VII I

Бражников ушел, а в палисадник вошли два новых гостя. Один широкоплечий, плечистый, с чалой бородой и багровым самоуверенным лицом. Это был Восьмаков. Другой, много моложе, с мягкой шелковистой бородой и чистыми глазами, Костин. На первый раз он казался таким тихоней, но был совсем не тихий, а в пьяном виде даже жестокий человек. Когда он напивался, то становился грозой семьи и соседей. Буйствуя, он бил всех, кто попадется; он не щадил ни свою мать, ни жену, ни детей. Особенно он измывался над женой: он ее клал на лавку или на стол и колотил от головы до пяток и выпускал только тогда, когда ему надоедало. К нему в это время нельзя было никому подойти, потому что он набрасывался на того и тоже избивал до беспамятства. Жену часто отливали водой; она была уже не в своем рассудке и в тридцать лет казалась старухой и жаловалась на боль в костях. Запуганные росли дети и боялись встречаться соседи.

Восьмаков и Костин поклонились совсем одинаково, чисто формально, и уселись за столом под окном. Васин опять обратился к Мельникову и спросил:

– - А не приходилось вам слышать, как в других местах на хуторах живут?

– - Не одобряют, -- вдруг вставил замечание Осип.

– - Кто не одобряет-то? -- вдруг спросил Осипа Машистый.

– - Те, кто понимают.

– - Эти понимающие-то, може, вроде тебя: табак с перцем различить не могут. Как это не одобрять хорошего?

– - А по-твоему в хуторах хороштво? -- бросил из-за своего стола Восьмаков, и в тоне его чувствовался задор.

– - Известно. Чего ж еще хотеть: вся земля в одном месте, под руками!

– - И ко рту поднесешь -- не проглотишь, тоже как задастся.

– - На хуторах, говорят, лучше живут, -- сказал в ответ Васину Мельников. -- Земля близко, обработать ее много легче.

И только он это сказал, как неуловимый огонь промелькнул в глазах Восьмакова. На лице его выступила краска, в голосе задрожали едкие, злые ноты.

– - И близко, да склизко, а далеко, да дорого… Что в ней, в близости-то, если достанется, что никуда не годится.

– - Вблизи всякую землю сделаешь, что будет годиться.

– - Скоро ее сделаешь-то, когда в ней ничего нет?

– - Вложишь.

– - Когда в нее вложишь-то?

– - Люди совсем пустые земли на путь наводят.