Односельцы - [10]

В сад пришла Софья и, любовно глядя на мужа, спросила:

– - Ну, наработался? А мы там обедать собрали.

– - А я в чайной был.

– - С кем же?

Мельников сказал, и сказал, что там был дядя и в компании с Восьмаковым и. Костиным.

– - Он всю весну с ними якшается. Костину картошки дал на семена да конопель.

– - Чего это он с ними задружил?

– - Что-нибудь неспроста. Костин-то никогда ему по характеру не был, а теперь то и дело вместе в чайной.

– - Может быть, думает попользоваться им?

– - Что ж, Костин на что угодно пойдет, ему только поднеси, разве он пощадит кого.

– - Посмотрим, что дальше будет.

В избе стояло жарко, пахло каким-то варевом. На столе была накрыта скатерть, лежали ложки и хлеб. Работница в чулане у печки чистила селедки, а Колька с Манькой сидели у среднего окна и ели хлеб. Константин Иванович подсел к ним, и ребятишки оба забрались к нему на колени и стали ласкаться.

– - Что, все балуетесь? -- улыбаясь, спросил Мельников, чувствуя, что тяжесть у него в груди пропала и ему становится легко и весело.

– - А мы на леке были, -- пролепетала Манька.

– - Что вы там делали?

– - Купались.

– - А не боитесь утопиться?

– - Я плавать умею, -- поспешил заявить Колька.

– - Хорош пловец! -- насмешливо проговорила Софья. -- Держится за кладки, а сам ногами брызгает и думает, он плавает.

Вошел старик; он разбирал хлевы на дворе. Расправив засученные рукава, он подошел к рукомойнику. Константин Иванович и ему сказал, в какой компании он видел дядю.

– - Это всегда так: коли воровать человек собирается, то хорошего человека к себе не позовет, а подберет такого, который ему под стать бы был.

И, вытерев руки об утирку, он рассучил рукава, одернул рубашку и, подойдя к столу, прежде чем сесть за него, решительно проговорил:

– - По-моему, раздумывать долго нечего, а надо с ними свое зачинать; поезжай завтра к земскому, у тебя язык помягче, расскажи ему все, пусть заступу дает.

– - А где у нас земский живет?

– - В Белоконье, барин тамошний, -- говорят, ничего.

– - Съезжу завтра, узнаю, что и как, -- проговорил Константин Иванович и полез за стол.

X

Вечером, когда пригнали скотину и над деревней опустились сумерки, в окно к Мельникову постучались. Константин Иванович высунул голову и увидал стоящего под окном Быкова.

– - Выдь на улицу, посидим маленько, да я с тобой поговорю кое-что.

Мельников вышел. Они сели на завалинку. Быков садился, осторожно приловчаясь, как бы ему поудобней сесть, чтобы не повредить свой "календарь", как он называл грыжу. Когда они уселись, Быков заговорил:

– - Вот что, Константин Иванович: послушал я давеча ваш разговор; у тебя голова посветлее нашего. Правду говорят, вырезанная земля лучше?

– - По-моему, лучше, -- ответил Мельников.

– - Давай и мы с тобой хлопотать.

– - Что ж вдвоем? -- удивился Мельников такому быстрому решению мужика.

– - Зачем вдвоем, только начни, еще кто-нибудь пристанет. Не худое это дело, я думал, думал. Что это раньше такого закона не было? Я бы давно из деревни ушел. А я умру -- у сына духу не хватит, не та голова у него.

Быков вздохнул. Видимо, воспоминание о сыне растревожило его сердце, хотя сын его был старательный работник в поле, умел кое-что поделать топором; у него было два взрослых сына, которые жили дома, и Быков собирался их женить за один стол. Загуливал он редко, но у него не было отцовской сметки и настойчивости, за что его старик и не любил.

Мельников сказал, что если выделяться, то нужно собрать всю землю вместе, а у них о купленной земле заводится спор, что, наверное, помешает выделу.

– - Спор -- дело кляузное. Его приостановить можно; съездишь к начальству, и дело к развязке.

– - Хорошо бы так.

– - Да, верно, так. Неужели правда такое дело сделать можно, чтобы на виду у всех чужое добро отбить?.. А тогда и всю землю сбивай; округлишь-то ее всю -- вот как важно будет! Правда, Иван Егоров? -- обратился Быков к выглянувшему в окно старику Мельникову.

– - Мне все равно, -- равнодушно сказал старик, -- не мне теперь хозяйствовать. Как хотят молодые: хотят -- в миру живут, хотят -- выделяются.

С выгона, где паслись в ночном лошади, возвращались мужики, ходившие пускать лошадей. Между ними были Протасов и Машистый. Увидавши сидевших на завалинке Быкова с Мельниковым, они подошли к ним. Протасов сел на завалинку и стал крутить цигарку, а Машистый остался на ногах.

– - Вот на выдел Константина Иваныча зову, -- сказал Быков.

– - Хорошее дело, -- одобрил Машистый, -- и меня в компанию примите.

– - А ты пойдешь?

– - Чего ж не пойтить, по крайности на работу по своей воле ходить будешь.

– - Работать-то будешь по своей воле, да один, а одному и у каши не споро, -- вдруг возразил Машистому Протасов.

– - Не один, -- сказал Быков. -- Я вот зову Константин Иваныча, а там еще кто-нибудь выищется.

– - То набирать нужно, а то уж мы собраны.

– - Собраны, да земля неудобна, в разбросе да межниках.

– - Есть и без межников.

– - Так та в кочках да кустах, год от году становится хуже.

– - Насчет мостов и дорог хорошо.

– - Мосты и дороги и впредь будем держать, как держали, -- сказал Машистый. -- Одно затрудненье с пастбищем.

– - И с пастбищем справимся, -- выговорил Быков, -- можно вместе не пасть, а вывел за двор да привязал. Я вон весной продал корову. И была-то она ободранная, а попала к лесному сторожу, он ее на веревке стал держать, -- гляди-ко, сколько молока стала давать!