Односельцы - [6]

"Такое раздолье иметь дорого стоит", -- с тайной гордостью подумал он и вдруг вспомнил опять дело с дядей, и его радость сразу отуманилась.

За тыном что-то мелькнуло, потом скрипнули воротца, и кто-то вошел в сад. Константин Иванович встрепенулся и увидел, что к нему приближаются две мужицкие фигуры, еще неясные за кустами.

– - Где он, питерский-то? -- раздался сильный сочный голос -- Приехал да в кусты; нет, брат, у нас так не водится, а ты выходи нарузь да говори: я никого не боюсь.

Мельников по голосу узнал Харитона Машистого, товарища Мельникова по купленной земле. Он был высокий, с прямо сидящей головой, на загорелом лице его под высоким лбом светились умные, думающие глаза. Ему было за сорок, но ни в черной продолговатой бороде, ни на голове еще не было седых волос. За Машистым шел Протасов. Протасов улыбался, и по этой улыбке Мельников догадался, что это он после давешней встречи известил Машистого о его приезде и привел сюда.

– - Здорово, с благополучным прибытием! -- добавил Машистый, подойдя вплоть к Константину Ивановичу и крепко пожимая ему руку.

– - Спасибо, -- ответил Константин Иванович. -- Как вы тут живете?

– - Все трое подошли к лежавшему у изгороди столбу, на котором Иван Егоров отбивал косы, и стали усаживаться.

– - Да у нас тут какая жизнь! Вот как у вас там? У вас там дума.

Колька с Манькой тоже подошли к столбу и, увидавши голубые глазки какой-то травы, припали к ним. Константин Иванович хотел было послать их домой, но, заметив, что они увлеклись разглядыванием цветов, решил ничего им не говорить.

– - Дума что у нас, что у вас.

– - А к вам все-таки ближе, небось кто-нибудь из членов и в магазин заходит.

– - Покупатели нам все равны.

– - Как же так? Они не кто-нибудь. Тоже небось за нашего брата работников. Мы здесь ломаем, а они потеют.

– - Эх, думушка-дума, никак ты нас поднадула, какой уж раз собирается, а ничего у нас не меняется! -- вздохнув, проговорил Протасов.

– - А ты думал -- от думы хлеб лучше станет родиться?.. Хлеб родится от погоды, а не от думы.

– - Не хлеб… а думали, что она нам даст, что мягче хлеба… Мы ждали от нее земли да воли, а выходит -- не проси ничего боле…

Протасов сдержал новый вздох и полез в карман за табаком. Он был двухдушник. У него была старуха мать, жена и трое детей. Жил он от одной земли, на сторону отлучиться не мог. Земли ему не хватало, и он или снимал у кого-нибудь пустые полосы, или брал угол у Машистого, Мельниковых или еще у кого из многоземельных.

Машистый был одинокий, жил вдвоем с женою, зимою он, кроме того, столярничал; он не бедствовал, может быть, поэтому и не понимал постоянного беспокойства Протасова

– - Землю-то она нам дала, -- спокойно и уверенно сказал Машистый.

– - Где она дала-то?

– - В миру. Нужна она тебе -- бери да вырезай.

– - Мне не от мира нужно-то, а от других.

– - Ты сперва научись с мирской справляться.

– - Я справляюсь.

– - Справляешься, а по чужим полосам таскаешься. Зачем же это?

– - А что ж я сделаю, когда свое поле, что мне надо, не дает?..

– - А ты добейся, чтобы давало. Вот в этом-то вся и загвоздка. Одни из коровы одно молоко берут, а другие и молоко берут, и на этой же корове это молоко на рынок везут.

– - С одного вола две шкуры не сдерешь.

– - Три можно, а не то что две, -- убежденно проговорил Машистый. -- Ты думаешь, тебя большое поле прокормит? Коли ума не приложишь, и на большой земле зубами на щелкаешься, а с прилежностью и малое больше даст..

– - На малом не развернешься.

– - Еще как развернешься-то! Был бы разум да старанье. Поглядите на усадьбы-то: вон у других на таком же добре одна трава растет, а у Константина Ивановича чего хочешь. Ишь, и смородина, и клубничка, и огурчик. А это чего стоит-то? Вон какая полоска, а с ней на всю семью добра хватит. Собери ты свою землю в одно место да постарайся над нею, она тебе так же, как усадьба, отплатит.

– - Наши земли и в одно место соберешь -- не воскреснешь. Достанутся пустыри да межи -- совсем останешься без ежи.

– - Усдобишь. Усдобишь пожирней -- все сравняется. Будет, как господская.

– - Над господской землей наши отцы да деды старались.

– - Отцы да деды над чужой старались, а мы будем на своей. А то как рыба на песке бьемся, а к воде не подберемся.

Протасов затянулся цигаркой и замолчал, а Машистый обратился к Константину Ивановичу и стал дальше расспрашивать его о петербургских делах -- надолго ль он приехал. Мельников сказал, чем главным образом был вызван его приезд.

– - Слышал, слышал! -- сказал Машистый. -- Вот как люди добрые дела делают, а ты, -- обратился он снова к Протасову, -- от думы земли ждешь. Ты бы сам не зевал, вроде как Андрей Егоров, с своего же коня да долой посреди дня!

I V

Протасов бросил окурок в траву, поднял глаза и равнодушно проговорил:

– - Это дело известное. У нас примера не было, чтобы кто своими руками хорошего житья добился, а таким-то порядком сколько хошь.

– - Да, начинаются дела, -- вздохнув, вымолвил Машистый. -- Из овечьего стада еще волков не выходило, а из мужицкого уж появляются. Вот твой дядя. Теперь еще Восьмаков.

Константин Иванович вспомнил Восьмакова. Он был старше его, жил прежде в Москве молодцом в рыбной лавке. Раз его послали на вокзал выкупить товар и дали ему четыреста рублей денег. Деньги его соблазнили, и он объявил, что потерял их; хозяин заявил полиции, молодца отправили в сыскное, и после этого деньги нашлись. Восьмакова посадили в тюрьму, и когда выпустили, он не стал жить больше в Москве, вернулся в деревню и взялся за крестьянство. Хозяин из него вышел плохой; вел он себя пока незаметно. У него было три сына; двух он отправил в Москву, и третий жил при нем в деревне.