Однополчане - [19]
Да, ты запомнишь этот день навсегда. И короткое заседание партийного бюро прямо на летном поле, у только что вернувшегося из полета, еще горячего от недавней воздушной схватки твоего самолета. И суровое лицо Пряхина, читавшего твое заявление, и теплый, ободряющий взгляд Чугунова, и улыбку на усталом лице Зорина. И их твердое, единогласное: «Достоин!»
Радостно дрогнуло твое сердце, ты мысленно прошептал: «И всегда буду достоин». Да, ты всегда будешь достоин, потому что клятву эту ты давал сердцем, уже испытанным, уже закаленным в боях.
Помни же всегда этот день, Яков Колосков, помни.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Плотно прижавшись друг к другу, Назаров и Пылаев лежали в сарае. Пахло прелой пшеницей и мышами. В единственное маленькое оконце пробивался лунный свет, С полчаса тому назад на берегу Днепра их окружили гитлеровцы. Избитых притащили сюда, связали, швырнули в угол. Им всегда казалось: самое страшное на войне — плен. И вот они в плену.
Василий скрипнул зубами, пошевелился. Тотчас же веревки врезались в тело. «Пропали, не вырваться нам…» — обреченно подумал штурман.
— Ты что? — спросил Николай, теснее придвигаясь к другу. — Попробуй-ка зубами лучше развязать веревки на мне.
— Хорошо. Приподними руки, расслабь локти, вот так…
Прошло несколько минут. Не обращая внимания на то, что болели зубы, сводило челюсти, штурман рвал и рвал узел.
— Ну как?
— Сейчас. Завязали на смех курам. Решили, дескать, отвоевались хлопцы. Ан нет, просчитались. Вот еще немножко, сейчас… Готово!
— Вот что, Вася, — торопливо заговорил летчик, расправляя плечи. — Двоим нам отсюда не выбраться. Надо пробиваться к своим одному.
— Нет, Коля, это не пойдет. Вместе выбираться будем.
— Да пойми ты, двоим не уйти, — горячо продолжал Назаров, возясь с веревкой, стягивающей руки штурмана. — Ты один убегай. А я задержу их, сил хватит, до войны боксом увлекался, разряд имел. Пока часовые будут возиться со мной, ты…
— Не пойдет, — перебил Пылаев. — Только вместе.
— Ухлопают, как куропаток, обоих. Умно это, скажи? И потом, я тоже постараюсь вырваться, это я на крайний случай, чтобы ты один…
— Летели вдвоем, а возвращаться одному. Нет, Коля, друзья так не поступают.
История их дружбы была коротка. Началась она в запасном полку, куда они были направлены военкоматами. Однажды после учебных полетов Пылаев зашел в общежитие летчиков и увидел там незнакомого лейтенанта. Он одиноко сидел на кровати, невесело поглядывал в окно. Василий подошел к нему.
— Чего задумался? Рано, что ли, оженился? — спросил он.
— Не угадал. Сдавал район полета и споткнулся.
— Значит, ушибся? — с лукавинкой сказал Пылаев. — Бывает…
— Лучше бы не было. Штурман полка сказал мне: «Вот тебе, Назаров, три часа на подготовку, не сдашь — не пошлем в боевой полк». Сам понимаешь, что же мне здесь делать…
Василий подсел к летчику.
— Давай помогу.
— А ты разве штурман?
— Да. В гражданке освоил У-2, летал и за летчика и за штурмана.
Пылаев достал карандаш, вырвал из блокнота листок бумаги.
— Я нарисую тебе схему полета в радиусе 300 километров, с обозначением всех пунктов. Ты хорошенько запомни и несколько раз срисуй. Потом я тебя спрошу.
Пылаев быстро набросал район полета и отдал Назарову.
— Здорово у тебя получается, как дважды два — четыре. Знаешь что, давай вместе летать, — неожиданно предложил летчик.
Василий согласился. С тех пор они — неразлучные друзья…
За дверью раздались шаги.
— За нами, — шепнул Николай. — Возле дверей я их задержу, а ты беги.
Василий упрямо покачал головой.
— Ты что думаешь, я с тобой шучу? — повысил голос летчик. — Я командир экипажа, приказываю вам, лейтенант Пылаев, приготовиться…
— Как я товарищам в глаза погляжу? Скажут: бросил летчика в беде, свою шкуру спасал…
— Ты выполнял приказ командира, а это главное. — Назаров обнял друга и легонько оттолкнул от себя. — Приготовься… Командиру и комиссару доложи все, как было. Ребятам от меня привет. Лиде помоги уехать. И давай, Василий, без дураков, приказ есть приказ.
Заскрипел засов. Николай и Василий притаились в темноте.
Дверь распахнулась, в темно-голубом квадрате показались силуэты двух немцев с автоматами.
— Рус, вылас! — раздался окрик.
Назаров сразу же бросился на одного солдата, повалил его на землю. Василий, воспользовавшись замешательством, проскользнул в дверь. Второй немец испуганно закричал и вслед беглецу послал длинную очередь.
На выстрелы из соседнего дома выскочили гитлеровцы. Назаров дрался изо всех сил, стараясь задержать фашистов как можно дольше. Как сквозь сон, услышал он гортанный, повелительный голос:
— Прекратить! Приказано доставить живым.
Николай попытался подняться, но ноги не подчинялись. Два немца взяли его под руки и потащили в соседний дом. В небольшой комнате ярко горели две керосиновые лампы, за столом сидел немецкий офицер. Чтобы не упасть, Николай прислонился к стене.
— Как самочувствие? — приветливо спросил его офицер, в упор разглядывая пленника выпуклыми белесыми глазами.
— Пока один ноль в мою пользу. Как решили с другом, так и сделали, — тяжело дыша, ответил Назаров.
— О, вы человек с юмором! — воскликнул офицер. — Люблю таких. А товарищ ваш далеко не убежит, всюду наши… — Немец подошел к Назарову, щелкнул портсигаром и спросил, закуривая: — Вы летчик или штурман?
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.